В эти зимние каникулы его занесло в Петербург. Потусовавшись везде, куда cмог проникнуть, он взял обратный билет на самолет на восьмое января, дабы успеть набрать и сбросить написанный материал в четверговые «толстушки» и субботние развлекательные выпуски. Однако из-за метели вылет перенесли на сутки. Ну и куда себя девать? Анатолий Павлович подался в бывший стольный град, дабы с пользой провести время и поработать в каком-нибудь интернет-кафе.
Побродив по Дворцовой набережной и полюбовавшись на Зимний дворец, он свернул на Малую Миллионную улицу и вскоре вышел на Невский проспект. Прохожих почти не было, и Питер с его серыми и набухшими от влаги домами более напоминал провинциальный губернский город, нежели бывшую столицу империи.
Анатолий Павлович зашел в элитное кафе с компьютерным залом. Но только сел за столик, как к нему подошел хмурый человек в костюме от Armani и лаковых штиблетах Good Man.
- А я думал, ты уже не придешь, - не очень учтиво произнес он и протянул Воейкову пухлый конверт.
- Что это? - удивился Анатолий Павлович.
- Деньги, что же еще, - проворчал человек в Armani и сделал попытку отойти от столика.
- Погодите, за что? - опешил Воейков.
- За то, что ты такой красивый, - буркнул человек и добавил: - Мог бы не засылать ко мне Лысого. Подумаешь, пятнадцать «штук»!
Он повернулся и быстро вышел из кафе. За окном хлопнула дверца, мягко заурчал мощный мотор, и все стихло. Анатолий Павлович немного посидел, глядя перед собой, потом заглянул в конверт и сморгнул: в конверте лежала пачка «зеленых». Сделав заинтересованное лицо, он уставился в экран монитора, перебирая пальцами купюры.
Десять, пятьдесят, сто, сто пятьдесят сотенных бумажек. Пятнадцать тысяч «гринов»! За что, почему?.. В вопрос требовалось внести ясность. Анатолий Павлович подозвал официанта и заказал сто пятьдесят коньяку. Ясность пришла после второй порции. «Я просил у того гражданина деньги?» - начал он рассуждать сам с собой. «Нет». - «Я поинтересовался, за что мне такие деньги?» - «Да». - «И что человек в Armani мне ответил?» - «За то, что ты такой красивый». - «Точно! А красота, как известно, требует жертв».
Работать положительно расхотелось. Анатолий Павлович заказал себе ушицу с гренками, парную телятинку с хренком, жюльенчик из языка и жареные каштаны. Запивал он все это португальским красным полусладким урожая девяносто восьмого года ценою восемьсот рубликов сто грамм. Потом захотелось праздника. Настоящего, как и положено в святочную неделю.
Он вышел из кафе и пошел в сторону Невского. Через минуту с ним поравнялась желтая «Феррари». Погудев, она остановилась. Воейков, сбавив шаг, огляделся, выясняя, кому сигналило это шикарное авто? Но вокруг никого не было. Выходит, ему. Он остановился, и дверца авто призывно отворилась.
- Чего стоишь, садись, - раздался из салона приятный женский голос.
Раздумывал Анатолий Павлович ровно две секунды. Затем решительно просунулся в салон и сел на удобное кожаное сиденье. За рулем была девушка, подобная тем, которых Воейков привык видеть на презентациях и светских раутах в сопровождении пожилых менов с толстыми кошельками.
- Привет, - произнесла она и включила передачу.
- Привет, - ответил Воейков.
- Ты где был? - спросила она с едва уловимой ноткой обиды в голосе. - Я тебя не видела с прошлого года.
Анатолий Павлович улыбнулся и пожал плечами:
- Да так. Везде.
- Везде? - засмеялась девушка, и в салоне будто зазвучали, переливаясь, серебряные колокольчики. - Мог хотя бы позвонить, - уже серьезно сказала она и добавила: - Я страшно скучала.
Ее рука легла на его колено.
- Куда мы едем? - бодренько хотел спросить Воейков, но голос вдруг изменил ему, и получилось глухо, с хрипотцой.
Она понимающе посмотрела на него и довольно произнесла:
- Ко мне. Ты не против?
Анатолий Павлович был не против. Похоже, праздник, коего требовали душа и тело, начинался. А святочные чудеса продолжались.
Потом были волшебные минуты, когда двое сливаются в единое, исчезает время, мысли превращаются в ничто и все, что имело еще четверть часа назад какое-то значение, становится пустым и незначимым. Те самые минуты, на излете которых мир взрывается на множество осколков и перестает существовать, уступив место неизъяснимому чувству блаженства. Минуты, по исходу которых единое пронизывает судорожная дрожь, и оно вновь расчленяется на две беспомощные половинки, готовящиеся существовать отдельно друг от друга.
Дорогие читатели! Самая популярная рубрика «Казанских ведомостей» намерена заинтересовать вас морально (публикацией ваших трудов) и материально (помимо гонорара авторов самых лучших «Барбар» поощрим премией). Придерживаясь аксиомы: жизнь интереснее, мудрее и трагичнее вымысла, а читатель знает ее лучше, чем дилетант-журналист, мы обращаемся к вам с просьбой поделиться своим знанием жизни в виде житейских историй. И объявляем конкурс на самую лучшую публикацию «Санта-Барбары» по-казански»! По решению редакционной коллегии, он будет проходить до 1 июня 2008 года по двум номинациям: - «Лучшая публикация», - «Лучший сюжет». Условия конкурса простые: ваши житейские истории должны быть основаны только на событиях, которые произошли с казанцами. И это должен быть рассказ, в котором идет речь о конкретной судьбе, богатой на превратности и события и содержащей самые неожиданные повороты. Повторяем: лучшие не только опубликуем, но и наградим. Победитель Свои «Барбары» присылайте или приносите по адресу:
Он так и не узнал, как ее зовут. А вот она в порыве нежности называла его то Костенькой, то Костиком, из чего Воейков заключил, что человека, за которого его принимают, зовут Костей.
Время летело быстро, уже стемнело, настала пора уходить.
- Когда ты еще придешь? - спросила она, томная от пережитых страстей.
- Скоро, - ответил Воейков и нежно поцеловал ее в персиковую щечку. В его голове звучали серебряные колокольчики ее смеха.
Во дворе дома за ним увязались двое в вязаных шапках, похожие на старшеклассников или студентов-первогодков. Когда он зашел в арку, каких в Питере не считано, они догнали его.
- Значит, ты все-таки ходишь к ней? - угрожающе спросил один.
- К кому? - не понял Анатолий Павлович.
Вместо ответа он крепко получил под дых.
- Ребята, я не Костик, я Толик! - попытался было объясниться Воейков, но тут же схлопотал в челюсть. Ежели бы не проезжавшая мимо милицейская машина, к которой он бросился из подворотни как улепетывающий от ядовитой змеюки тушканчик, быть бы ему крепко битому, как пить дать быть!
Несмотря на неприятный инцидент, пятнадцать штук «зеленых» приятно грели душу, а в голове не смолкали серебряные колокольчики. Они звучали и когда он летел в самолете, и утром следующего дня, когда вспоминал невероятные события, произошедшие с ним в Питере. И вообще они звучали у него в голове до самого конца святочной недели.
А потом смолкли...