«Неужели немцы дойдут до Казани?» - эта мысль в то время, думаю, мучила многих. Но вслух никто не говорил: люди понимали, что за такое можно было загреметь в Управление НКВД на «Черном озере». Много позже мы узнали, согласно гитлеровскому наступательному плану «Барбаросса» уже к зиме 1941 года немецкие войска должны были выйти на рубеж Архангельск - Казань.
Как мы учились
С осени 1941 года Казань стала похожа на прифронтовой город: был введен комендантский час, по улицам ходили военные патрули, а в школе нас обучали тушить зажигательные бомбы - небольшие (чуть меньше футбольного мяча) шары, начиненные горючим веществом.
Казань превратилась в большой госпиталь. Мы сами выносили из здания нашей 83-й школы столы, парты, книги прямо во двор, а в классах размещались раненые. Школьники первое время занимались в старинных каретных. Сидели там без света и тепла до первых сильных морозов. Потом нас распустили по домам до весеннего тепла. Наша классная Александра Яковлевна Анисимова не могла допустить безделья и занималась с нами по группам в 5 - 6 человек у себя дома. При этом она подкармливала нас дольками сырой картошки. Помню, особенно любила эти дольки моя одноклассница Соня Губайдулина, впоследствии она стала всемирно известным композитором.
Мы приносили раненым книги, выступали с концертами, писали письма их родным под диктовку. После занятий я бежал в другой госпиталь помогать маме, работавшей там старшей медсестрой. Мы мыли раненых бойцов в санпропускнике, переодевали их и переносили на носилках в палаты или операционную. Иногда раненые умирали прямо у нас на глазах. Весной 1942 года мне довелось сопровождать катафалк в конной упряжке с телами нескольких умерших от ран. Лошадью управлял однорукий солдат, он же хоронил умерших в братской могиле на Арском кладбище - надо было ему помочь... С тех пор я каждый год хожу на ту могилу.
Мы часто бегали на вокзал и станцию Лагерная смотреть, как принимают эшелоны с оборудованием эвакуированных оборонных заводов, с беженцами и ранеными. Помню, вся привокзальная площадь была забита людьми – так много было приезжающих. Эшелоны через Казань шли днем и ночью. Эвакуированных из Москвы, с Украины, из Белоруссии и других западных районов страны расселяли по домам и квартирам казанцев. Правило было простым: если семья имеет более пяти квадратных метров на человека, ей тут же подселяли гостей. В нашей коммуналке из двух комнат и семиметровой кухни проживали 8 человек. А у наших соседей жила семья ученых из Москвы. В 1941 году население Казани увеличилось на 260 тысяч человек.
Казанский обвод
В октябре 1941 года создали Казанский комитет обороны. В полную готовность привели средства ПВО. В городе ввели строжайшую светомаскировку. Окна занавешивали одеялами и плотными тканями. Если с улицы была видна хотя бы одна тонкая полоска света, хозяев квартир наказывали, их даже могли арестовать или расстрелять.
В небе стали появляться вражеские самолеты-разведчики, часто объявляли воздушную тревогу - громко выли сирены. Люди спускались в бомбоубежища. А мы, пацаны, туда никогда не ходили. Однажды я отчетливо увидел фашистские кресты на крыльях одного из самолетов. Взрослые нам говорили, что немецкие летчики фотографировали Юдинский железнодорожный узел и мост через Волгу в районе Зеленодольска.
Осенью началась повальная мобилизация населения. Женщин, учащихся старших классов, ремесленных училищ, студентов вузов и преподавателей посылали на строительство так называемого Казанского обвода. Это была система оборонительных рвов и других сооружений, которая проходила полукольцом вокруг Казани, затрагивая часть территорий Марийской и Чувашской автономных республик, а кое-где линия обороны протяженностью 350 километров доходила до Горьковской области.
В течение двух-трех месяцев (сказали, что отправляют дней на десять, не больше!) голодные плохо одетые люди с рассвета до темноты рубили мерзлую землю в 45-градусный мороз. Спали вповалку на ледяных полах изб. От переохлаждения сотни человек, в том числе и моя тетя, заболели и погибли.
Те, кто остался в городе, копали щели-укрытия во дворах. На каждого жителя была норма – одно укрытие два метра в ширину и полтора в глубину.
С Чапаевым – победим!
Под новый 1942-й год нам выделили помещение в татарской школе на улице Дзержинского, где мы занимались в три смены до позднего вечера. В то время стояли 50-градусные морозы. Мы ходили по домам казанцев, собирая теплую одежду для фронта.
В сентябре 1942 года в городе ввели хлебные карточки. На детей до 12 лет и других иждивенцев приходилось по 400 г, на работавших – по 600. На тех, кто трудился на военных заводах, – по 700 - 800 г в сутки. В скудный паек изредка добавляли карамельки или комбижир. В очередь за хлебом люди вставали с ночи. Свой номер записывали карандашом на ладони, чтобы не забыть во время перекличек, после которых все расходились греться. А хлеб могли привезти и в 9, и в 12 часов, а могли и не привезти вовсе.
Нам, детям, полагалось доппитание в виде пузырька рыбьего жира. Поскольку большинство из нас этот жир терпеть не могли, матери жарили на нем оладьи из картофельных очисток или котлеты из речных ракушек, которых мы собирали на берегу Волги.
Жизнь в городе продолжалась. Ходили трамваи, облепленные людьми... Работали театры, библиотеки, люди ходили в кино... Никогда не забуду те необычные киносеансы в парке «Черное озеро», где растянули огромный белый экран из сшитых простыней. Там каждый вечер крутили один и тот же фильм «Чапаев с нами», где знаменитый герой Бориса Бабочкина оживает и гонит на белом скакуне по степи ненавистных фашистов. Зрители вскакивали с мест и радостно аплодировали Чапаеву с криками «ура!» Домой все возвращались в полной уверенности в скорой победе.
Этот день...
Казанцы не выключали свои радиоточки уже с 20 апреля, когда начался штурм Берлина. 2 мая Левитан торжественно объявил, что столица фашистского рейха пала под натиском наших героических войск. А спустя неделю страна узнала о безоговорочной капитуляции фашистской Германии и окончании Великой Отечественной войны.
За окнами еще только занималось первое утро мирной жизни, а кто-то уже топал по коридору и истошно кричал «Победа!! Победа!!!» В нашу дверь колотил что есть силы сосед. На улицы начал высыпать народ. 9 мая было объявлено праздничным днем, хотя была среда. А на улице рыдала на скамейке соседка, получившая похоронку на мужа...
Все шли на площадь Свободы. В обычные дни там работали пленные немецкие солдаты, строившие здание оперного театра. Тот день и для них стал выходным. Народ собирался около громкоговорителей, установленных на месте нынешнего памятника Ленину, чтобы еще и еще раз услышать весть о Великой Победе. Были здесь и фронтовики, вернувшиеся домой после ранений, и выздоравливавшие из ближайших госпиталей. Их поднимали на руках, подбрасывали в воздух, угощали спиртным (откуда что взялось?). Звучала гармошка, из окон лилась музыка, люди пели и плясали, поздравляли друг друга, плакали, смеялись, обнимались и целовались как родные. А в небе летал знаменитый казанский военный самолет По-2, который немцы прозвали «Рус фанер». Летчик кружил над городом и разбрасывал листовки, на которых было написано на двух языках: «Да здравствует День Великой Победы!»
В магазинах, к нашей великой радости, в тот день стали отоваривать продуктовые карточки пряниками и карамельками. А вкуснейшего вафельного казанского мороженого можно было купить сколько угодно!
По улице Баумана 9 мая 1945 года водили слона, на котором восседал сам великий Дуров. Дрессировщик громко кричал: «Да здравствует Победа!» А слон не менее громко трубил, задрав к синему небу огромный хобот. На поводках крутились забавные обезьянки. По улице также шли веселые клоуны и борцы во главе со знаменитым Жеребцовым. Двери кинотеатров «Электро» и «Унион» (так в годы войны назывались «Татарстан» и «Родина») были распахнуты настежь. Там работали буфеты, а в фойе устроили танцы. Откуда-то привезли ящик пива и стали раздавать бесплатно всем желающим, говорили, что это подарок от директора завода.
Закончился тот исторический день праздничным салютом в парке Горького. Он был весьма скромным: стреляли-то из обычных ракетниц. Но радости и восторга от этого салюта было не меньше, чем бывает во время нынешних больших.