Как они божественно романтичны и желанны, как их ждешь мало не всю неделю, ежели сговорено встретиться, скажем, в пятницу, а сегодня только понедельник.
Как бьется сердце - а вдруг не придет?! - в ожидании у памятника Карлу Фуксу или, скажем, в Лядском садике, и как оно разом останавливается, едва завидится знакомая женская фигурка.
А первые объятия, первый поцелуй!
Как он сладок и весенен! Как кажется, что ничего подобного с тобой еще никогда не случалось, и как восхитителен и незабываем первый вечер, проведенный с нею.
А сводящая с ума белизна обнаженного тела, юбочка или джинсы, брошенные на пол, темные и раскосые «зрачки» грудей и пылающий взгляд, говорящий, нет, кричащий: да, ДА, ДА!
А нежные ласки, нескончаемые поцелуи, когда уже не хватает дыхания, и голос непослушен и хрипл, и неизбывная нега охватывает все существо, и нет двоих, но есть одно, единое, бьющееся в блаженных конвульсиях страсти и наслаждения.
Вот скажите, сударь, вас когда-нибудь ахали по башке из-за угла чем-нибудь мягким нежданно-негаданно? Или идете вы себе, посвистывая и глазея по сторонам, а тут на вас из окна четвертого этажа ушат холодной воды - р-рясь! Или вот вы, барышня, поднимаетесь, стало быть, к себе в хрущевку, снимаемую за четыре тысячи рубликов в месяц, и вдруг из темного коридора эдак со зловещей хрипотцой:
- Стоять, курва. А ну, сымай портки!
Конечно, после всего эдакого вас охватывают грусть и уныние: а чего, дескать, вы делаете в сем месте? И махровая тоска, даже меланхолия и отчасти диарея положительно и бесповоротно овладевают вами...
Примерно в таком же состоянии вы находитесь после того, как нега и страсть прошли, единое снова разделилось на двоих, и остался лишь немой вопрос, вернее, два, отпечатанных на вашем челе:
1. Что я тут делаю?
2. Как ее скорее спровадить?
Но вот это-то как раз и непросто.
Особа, побывавшая в ваших объятиях, с вами уже на ты, как будто к такой фамильярности был повод, но главное: она положительно претендует на ваши время и пространство - категории метафизические и решительно индивидуальные. К тому же теперь ваша дама не кажется вам такой уж премиленькой, ее взгляд - столь очаровательным, а голос чрезвычайно завораживающим. Да и ума в ней оказывается совсем чуть, и она до того надоела своим присутствием и вообще тем, что она есть на этом свете, что хоть в скит. Вот что примерно думал о женщинах и знал о них Андрей Борисович.
Но ведь и без них никак нельзя. Особливо когда тебе немного за сорок, ты крепок и бодр, а вокруг их столько, что разбегаются глаза. Правда, надоедают и разовые встречи и хочется чего-то постоянного, особенно ежели учесть, что тебе за сорок. Хотелось этого и Андрею Борисовичу...
Первая жена у него была высокой, стройной и ленивой. Нет, поначалу она, конечно, следила за домом, стирала и готовила, причем весьма вкусно. Но чем дальше продолжалось семейное житие, тем реже она занималась всем этим. Вскоре совсем перестала готовить, предложив мужу питаться в кафе и ресторанах.
- Хорошо, - ответил на сие Андрей Борисович, и месяца через два их семейный бюджет дал трещину. Денег стало катастрофически не хватать, и он из «нормального мужика» превратился для супруги в «неудачника, не умеющего жить». Целых два года она пилила его тем, что он мало приносит денег, после чего Андрей Борисович предложил ей расстаться, что случилось тихо и мирно.
Вторая жена была чрезмерно деловой, каждый год делала в квартире ремонт, таскала его на всякие вечеринки и встречи, и он просто устал. Расстались они с большим скандалом, причем супруга №2 оттяпала у него две комнаты из трех и почти всю мебель.
Супруга №3 была страшно ревнивой и имела привычки, над которыми Андрей Борисович поначалу посмеивался. Затем они стали вызывать раздражение, а после и бешенство. К тому же мозги у нее были совершенно куриными. Кажется, она так и не поняла, почему после двух лет совместной жизни он сбежал от нее сломя голову.
Естественно, подобного рода женщины, с коими Андрей Борисович намеревался связать свою дальнейшую судьбу, абсолютно исключались. За бортом его интереса остались разведенки - весьма опасная категория женщин, слишком знающих, чего они хотят, и женщины за тридцать, кои никогда не были замужем. Эти были всего опаснее и люто ненавидели мужчин, даже находясь с ними в одной постели.
Нежелательны для него были и слишком молоденькие. Помимо отсутствия ума и жизненного опыта, за фасадом их раскрепощенного и сексуального вида находилось полное неумение и незнание науки любовных утех и растерянность в жизненных вопросах. Ни сладких минут, кои подошли бы под разряд незабываемых, ни пирогов или даже рядовых щей от таких было не дождаться. Посему наилучшим вариантом для себя Андрей Борисович посчитал даму годов 26 - 28, разик-другой обжегшуюся в жизни, разбуженную как женщина, но не столь давно, и из простой семьи, можно и деревенской. Такую подучить, подделать под себя - и вперед! И нашел такую - ибо ищущий да обрящет! - проживающую в одном из спальных районов города.
Людмила, так ее звали, была женщиной премиленькой со всеми достоинствами, что так уважал Андрей Борисович: в доме хозяйка, в постели огонь. Через полгода совместной жизни они поженились, однако рубашки его оставались глажеными, а пироги горячими. Через год у них родился первенец, через два - дочка. Четвертая супруга не пилила его, не сетовала на недостаток денег и не имела досадных привычек. Однако он и сам не заметил, как Людмила прибрала в свои руки главенство в их доме, и теперь уже не она, а он жил по установленному ею порядку. А может, и заметил, да не подал виду.
Последующие двадцать лет он с удовольствием ходил на работу, а после нее с радостью спешил домой.
Некоторые зовут это счастьем...