Всякая встречная проверка дает забавные, но предсказуемые результаты - предсказуемые своей забавностью.
Тут мы берем данные о том, насколько сильно любят люди, щедро отдавая жар своих сердец. Готовые с себя трусы отдать друзьям. Нежно и много любящие своего супруга, а потом нежно и много еще кого-нибудь, с кем жизнь свела по работе. Заботливые начальники. Всепрощающие родители. Почтительные дети. Преданные и послушливые подчиненные.
С другой стороны, мы берем данные, насколько любят нас. Уставших от безразличия друзей. Сгорающих в пустых вечерних квартирах от отсутствия супругов - опять он то ли на работе, то ли с любовником. Оседающих в недоумении на ледяные ступени сумрачных подъездов: почему опять в полночь мои египетские простыни превратились в гнилые капустные листья и Она снова, как и всегда, к наступлению ночи вернулась к мужу? Не оцененных за свое рвение и таланты начальниками. Подставленных ленью и преднамеренной тупостью подчиненных. Осмеянных детьми. Не понятых родителями.
Данные по обеим сводкам суммируем каждую по всему человечеству; в графах "Итого" значатся цифры, ужасающие своей разницей: каждого из нас любят гораздо меньше, чем любим мы сами. А мы-то думаем, что это только нам не повезло, а кто-то зато купается в любви: гипотеза горькая, но не противоречащая глобальному закону сохранения. Но, получается, это ситуация общая, и глобальные законы оказываются опрокинуты.
Любовь куда-то девается в пути следования и меняет свой цвет. Причина-то проста: в полной мере ощущаешь только то, что происходит внутри тебя, остальной мир - нечто далекое, голоса с улицы. Для тех, кого ты любишь, твоя любовь всегда остается именно чем-то далеким и отвлеченным, куда менее сильным и ярким, чем она представляется тебе самому. Она греет их вовсе не так сильно, как тебе кажется. И ты был бы удивлен, насколько сильной им кажется их любовь к тебе, и что им кажется - ты должен быть этой любовью счастлив.
Причем, даже любя, мы обычно останавливаем себя - а вот этого будет довольно. Я его люблю, но пусть подождет на морозе, ничего с ним не случится. Я ее обожаю, но розы каждую неделю - это уже слишком. У меня в ее годы было только две рубахи.
Истина всегда открывается с драмой, со скандалом. Человек изменяет - невесть с кем, в кустах у железной дороги, спивается, прыгает с балкона. Окружающие застывают непонимающе и оскорбленно - как же так, чего ему не хватало? Любви?! Да он же в ней купался! Мы его так любили!
Но человек бунтует, требуя своей доли тепла. Сколько ему его положено? Вполне вероятно, что нисколько - мы живем в весьма холодном мире. Впрочем, какую норму ни назначь, нам всегда будет мало - человек в этом смысле ненасытен.
Мы откликаемся на любой соблазн. Верим, что с новой стиральной машиной в дом придет счастье, что есть звезды, под которыми из сердца уходит боль, что женщины на картинке лучше женщин на улице, что "симпатичные девчата приедут и поднимут настроение".
Желать большего или просто другого, искать его. Это человеческая суть. Это стремление тысячелетиями двигает всю нашу цивилизацию. Какая разница, какую форму оно приняло, какой соблазн завладел нашим сердцем. Не может один соблазн быть плохим, а другой хорошим. Если греховно, то все - и стиральная машина тоже. Это грех наивности, бесконечно постыдный для мыслящего существа. Как можно допустить, что какая-то железка с кнопками принесет счастье? Что состояние души зависит от координат и температуры? По поводу девчат тоже большие сомнения: разве смогут они приехать без опозданий?
Поэтому искоренять надо - не самих девчат, а объявления про них, плодящие бесплодные иллюзии. Конечно, лучше бы искоренить наивность, но верить в возможность этого - предел наивности. Наивно верить, что где-то нас будут любить больше, чем здесь. Наивно верить, что нас где-то будут любить.
Лев КОЩЕЕВ.
http:a-press.ur.ru/esse/ogl_alpha.html
=