Волшебное царство на задворках старой Казани

Родственница, пережившая войну в Казани ребенком, говорила, что главное воспоминание тех лет - постоянный голод. Летом она с подружками разыскивала на задних дворах съедобные растения, отличая их от несъедобных каким-то инстинктом. Они даже научились варить похлебку из дождевых червей в консервной банке на костерке.

news_top_970_100

Стоит ли удивляться, что во дворах казанцы устраивали мини-огородики с заборчиками из всякого хлама - но только не из деревяшек, ведь все горючее, включая старые заборы, сгорало в домашних печках. Главной проблемой был посадочный материал, семена. Ведь чтобы получить хотя бы тот же зеленый лук, надо удержаться НЕ съесть луковицу. Картошку сажали рассадой, выращенной из кожуры на подоконнике, и торопились выкопать уже в июле, пока кто-то из голодных прохожих не польстился. Еще там росли кусты смородины, листья которой заваривались как чай, малина, каждая ягодка которой была для голодных детей как для сытых поездка в Диснейленд.

Многие из этих садиков на задворках, слегка облагороженные, сохранились и позднее. Был такой и у нашей семьи. Когда я росла, воспринимала его как свое собственное маленькое волшебное царство. Малина по забору, куст смородины, лук-укроп, куст вишни владимирской. По стене старого дома плети тыкв вперемешку с вьюнами, цветущими синими граммофончиками. И еще цветы мальвы, астры, анютины глазки. Особо лелеялись несколько гладиолусов - это называлось «на букет»: подразумевался тот букет, с которым я шла первого сентября в школу.

Сначала я играла там в куклы, позднее загорала, читала - в докомпьютерное время школьники книжки, знаете ли, читали. А было одно лето, когда лежала под вишней на раскладушке, хворала. Собирала с коры смолку, жевала. Вишню в конце того лета сожгло молнией в грозу - ягоды собирали уже с мертвого дерева. Старушка-соседка сказала - теперь здорова будешь, это болезнь твою она забрала, с собой унесла...

Весной, во время перекопки грядок, садик преподносил совсем особенный урожай - не диво было найти тяжеленный пятак пушкинских времен (потом он служил мне битой при игре в расшибалочку), подсвечник, даже серебряную стопочку. Ребята во дворе собирали коллекции старинных вещиц и осколков фарфоровой посуды с росписью, а копейки царской чеканки служили валютой при обменах.

Когда я готовилась к выпускным, в малиннике поселился соловей. А у забора уже поднималась березка. Она умудрилась прорасти через горлышко разбитой бутылки, которое сковало ствол пояском. Моя мать принесла клещи и раздавила стеклянную стяжку, березка пошла в рост.

Через несколько лет дом снесли, мы переехали в другой район. Остались заросли одичавшей малины и над ними роскошная береза. Недавно я ходила с ней попрощаться. Сносились последние дома на старой улице, работал бульдозер. На березе по-весеннему распустились сережки. Она доживала последние дни, но свои полвека все же прожила в самом центре города, помогая нам дышать и радуя своей красотой.

news_right_column_240_400
news_bot_970_100