Казанец Александр Малов видел павший Берлин и расписался на Рейхстаге

О том, каким был Берлин 1945 года в дни капитуляции, «КВ» рассказал участник Великой Отечественной войны, известный казанский журналист Александр Михайлович Малов, который собственноручно расписался на опаленной стене Рейхстага.

news_top_970_100
ПРЕДСТАВЛЯЕМ ГЕРОЯ. 17-летним пареньком Александр Малов попал в полковую школу. Полгода ускоренной учебы - и  новоиспеченный механик-водитель бронетранспортера заколесил по дорогам войны, изгоняя врага. При этом не забывал запоминать и складывать увиденное в тайный уголок памяти, чтобы через много десятков лет написать военные мемуары «Юность моя опаленная». Александр Малов - член Союза журналистов СССР с 1959 года. Многие годы работал в СМИ республики. Каждый дом в городе был превращен в крепость. Немецкий солдат из-за угла, из окна подвала, подземки, канализационных колодцев мог поразить фаустпатронами любой танк, какой бы броней он не обладал. Поэтому для уличных боев были созданы штурмовые группы из пехотинцев, минометчиков и самоходных артиллерийских установок. При крайней нужде использовались легендарные «катюши». - Что я помню из событий берлинских дней? - на минуту задумывается ветеран. - Вот загоняю бронетранспортер в подземный гараж какого-то ведомства Третьего рейха, где стоят шикарные «мерседес-бенцы», «опели», бронированные «хорьхи». Ставлю машину у выезда из гаража так, чтобы обеспечить сектор обстрела хотя бы одному крупнокалиберному пулемету. Из щели суженного люка видна часть улицы, всплески разрывов ручных гранат, фаустпатронов и снарядов. Бомбежки нет. Авиация теперь нам не помощница: велик риск ударить по своим, позиции очень подвижны, случалось за день менять по 3 - 5 раз. Выбивали врага дом за домом, этаж за этажом. Несмотря на очевидную невозможность отстоять Берлин, немцы защищались отчаянно.- Ночь на 1 мая 1945 года, - продолжает Александр Михайлович. - При относительном затишье вдруг небо занимается багрово-малиновым светом. Удивленно запрокидываем головы: что это? Уж не чудо ли оружие, которое фюрер обещал применить? Да это же свет трассирующих пуль и снарядов от наших зениток! Какова мощь! Раннее утро 2 мая. Затишье. Появляется начальник разведки полка, сияет: «Берлин пал! Поехали смотреть Рейхстаг!»- Такому приказу трудно не подчиниться, - улыбается герой. - Едем. Руины, одни руины - целые кварталы, где нет ни одного сохранившегося дома. Это дело не только, а возможно, не столько наших войск, сколько авиации союзников. Они бомбили кварталы без разбора. Запала в память мимолетная сценка. Какой-то наш кинооператор снимал события, которые по факту произошли накануне, то есть делал постановочные съемки. Из подвала дома по его команде выходили с поднятыми руками немецкие автоматчики и фаустпатронщики. Вот и центр Берлина. За каналом через площадь прямо от меня стены и обгорелый остов купола Рейхстага. Справа прямо из бетонированных берегов реки Шпрее поднимаются стены мрачного здания, у подвалов которого заметное оживление. Тащат оттуда и наши, и обезоруженные немецкие солдаты галеты, консервы, шоколад, коньяк. Там, видно, продовольственные склады какого-то богатого бывшего ведомства. На площади много наших солдат. Тут же бродят раненые - перевязанные немецкие вояки. Отбив горлышко бутылки о каменный парапет, пьют и никуда теперь не торопятся. Их никто не трогает - эти уже отвоевались, как и весь гарнизон столицы, по приказу коменданта сложивший оружие.Стены Рейхстага уже испещрены надписями россиян. Подхожу к стене и я. Расписываюсь. Точнее, старательно вывожу свою фамилию - читайте и знайте наших! Мальчишка же был совсем. Если рассуждать строго по справедливости, миллионы других фронтовиков имели большее, чем я, право расписаться на Рейхстаге. Таких немало было и в нашем полку. Но нелогично искать на войне справедливость. И на подъезде громадного здания, олицетворявшего для нас средоточие зла, расписался я - представитель самого молодого поколения фронтовиков, на долю которого досталась четвертая часть войны. Когда вернулся в машину, она была полна спиртным и трофейной провизией. Не стыжусь сообщить, что 2 мая 1945 года я впервые в жизни напился до потери сознания.

news_right_column_240_400
news_bot_970_100