В доме постоянно гудит радио. Все привыкли к нему, так же, как к тому факту, что наш слух переполняется новостями, оценками, объявлениями о новых книгах, спектаклях, выставках - только запоминай. Если вы чего-то не видели, то все равно, рано или поздно, вам это покажут по телевизору, репродуцируют в глянцевом журнале, выпустят на пленке или пластинке. Я всю жизнь сочувствую великому французскому поэту Бодлеру, который мечтал увидеть хоть одно полотно Тициана, Эль Греко или Гойи, но был беден, не мог поездить по европейским музеям и не дожил до эпохи репродукций.
Сейчас - другое дело.
Распространено, например, больше десяти миллионов копий «Подсолнухов» Ван Гога, причем многие сделаны с точной передачей фактуры оригинала, даже с воспроизведением вангоговского мазка. Все упростилось до невозможности; многое определяется желанием или нежеланием человека сделать шаг в сторону книжной лавки или компьютера...
Всего сто лет назад приобщение к искусству было чем-то особенным, из ряда вон выходящим. Если речь идет о книге, то вначале возникали слухи о ней, затем надо было узнать, где и когда произойдет читка литературного произведения, быть приглашенным туда или получить в пользование один из немногих изданных экземпляров. Все это - если повезет. Считается, что произведения Вольтера при жизни философа регулярно читали во Франции лишь несколько сотен человек. Пушкинского «Евгения Онегина» долго слушали в литературных салонах, прежде чем - отдельными главами - начали в печатном виде получать в личное пользование. «Пан Тадеуш» Адама Мицкевича впервые был издан в количестве всего трех тысяч экземпляров, и этот тираж медленно приобретал авторитет, расходясь в течение десяти лет.
Судьбы великих произведений бывают и трагичны; «Кобзарь» Тараса Шевченко: долгие годы заучивался наизусть и нескоро стал напечатанной книгой...
Что уж говорить о музыке или живописи! Иоганн-Себастьян Бах писал для органиста и хора из небольшого собора, Моцарт тоже не исполнял свои произведения во дворцах спорта... Чтобы получить информацию о произведении искусства, следовало быть приглашенным на вернисаж одной или нескольких картин, или в концерт, или на представление пьесы, специально приготовиться, одеться для этого случая... Даже о Карузо или Шаляпине, певцах из недавнего ХХ века, больше рассуждали, чем слышали их пение: в начале столетия качество звукозаписи было еще ужасно...
Мы живем в эпоху, когда моды возникают быстрее, чем достойные запоминания книги, мелодии и голоса. Еженедельно и ежемесячно объявляется, на какие фильмы и какие концерты билеты продаются лучше всего, и это становится основой для оценки. Сейчас, например, во главе многих рейтингов оказались поп-звезды Алсу и Жасмин, чью рекламу попросту проплачивают щедрее, чем рекламу других певиц, которые ничем не хуже и не лучше этих. Были бы деньги: сегодня лица мелькают, как телеграфные столбы за окном поезда. Проблема в том, чтобы удержать в памяти, выбрать из множества именно то, что действительно достойно запоминания.
Я не раз уже пытался представить себе, куда, на какой спектакль или фильм, на какую выставку я бы сводил Лермонтова, Гоголя или Пушкина, попади они на машине времени к нам. Что бы я показал им в первую очередь, чем бы гордился? Что бы они сами захотели увидеть, обвыкнув в мире технических революций? Оказывается, не так уж и многим могли бы мы удивить умных людей из другого времени...
Впрочем, не исключено, что их, не привыкших к всеохватности агрессивной рекламы, она ошеломила бы даже больше, чем нас, людей третьего тысячелетия. У нас, хоть и очень медленно, вырабатывается хоть какой-то иммунитет...