Идея собрать и записать воспоминания тех, кто встал на защиту нашей Родины в самую красивую пору своей жизни, принадлежит Накие Курбангалиной, руководителю клуба «Боевые подруги». Она уговорила его участниц рассказать о себе, своих боевых буднях и нечеловеческих испытаниях, выпавших на их долю. Вспоминает Мария Михайловна Кузнецова.
- Я родилась в 1923 году недалеко от города Алатырь, в селе Явлеи. У мамы с папой я была девятым ребенком, трое детей умерли во младенчестве. Росли три брата и три сестры. Семья наша была очень дружная, работящая. Отец был регентом церковного хора, то есть руководил хором. И он, и мама, и мы, дети, по воскресеньям ходили в церковь. Мама всегда приводила домой из церкви какую-нибудь нищенку - накормит ее обязательно, на дорогу даст. Однажды приглашенная ею женщина ушла в нашей шубе.
Село было большое - две церкви, два колхоза и два магазина. Там я закончила семь классов. За домом у нас был сад - яблони, вишни, большое хозяйство. Все это отобрали при раскулачивании. Наша семья перебралась в город Алатырь, где отец устроился сторожем. В Алатыре я закончила с отличием школу, мечтала стать врачом.
В июньский день, 21-го числа, у нас в школе был выпускной. Гуляли до рассвета, с нами были и наши преподаватели. Домой я пришла на следующий день. Мама уже знала, что началась война. Наши мальчишки тут же побежали в военкомат, а девочки стали записываться на курсы связисток и радисток.
Зимой 1941 года в сельсовет пришла разнарядка - нужны люди, чтобы копать окопы. Папа сказал: «Машенька, надо помочь». Я вызвалась добровольцем. Два месяца, до начала 1942 года, была на окопах. В Алатырь прибыли железнодорожные техникумы из Славянска, Великих Лук и Днепропетровска - их эвакуировали к нам. И я поступила в Славянский железнодорожный техникум сразу на третий курс, потому что была после десятилетки. Учебу закончила в начале 1944 года, и нас с подругой мобилизовали как железнодорожников. Все железнодорожники были военнообязанными. Нас повезли в Киев. К тому времени он был освобожден. Так я оказалась на войне в звании младшего лейтенанта, которое мне присвоили после окончания техникума.
Стояла на большой узловой станции Святошино, что под Киевом, с желтым флажком, поднятым вверх, - путь составам свободен. На мне и моей подруге Тосе Протасовой, с которой мы вместе в 21 год пошли на войну, была черная форма железнодорожников. Сколько страха мы натерпелись! Разве я герой? Я в атаку не ходила, ни одного фрица не убила.
Мария Михайловна замолкает. Она не считает себя героем. А ведь то, что эти девочки по зову сердца встали на защиту Родины, уже подвиг. Подвиг, что они были в том аду, где убивают, где кровь, грязь, тяжелая мужская работа. У них был свой пост, своя солдатская доля. Кто-то выносил и перевязывал раненых, кто-то стрелял в небо из зениток, кто-то считал, сколько нужно портянок и крупы для солдатской каши. Радистки, связистки - они заменили на войне мужчин, оставив им право идти в атаку, драться врукопашную, гореть в танке, убивать врагов. Но это не значит, что их скромный вклад - так они оценивают свою деятельность на войне - менее значим, чем труд мужчин-воинов.
Киев, Святошино. Мимо шли поезда с новыми танками, снарядами, пушками - тыл делал все возможное и невозможное, чтобы солдатам, гнавшим врага, было с чем воевать. Ехала живая сила - кого-то призвали в военкомате, кто-то добился сам, чтобы послали на фронт. Ехали цистерны с горючим - Кавказ поставлял фронту свою замечательную нефть. Ехали санитарные поезда, вывозили с фронта раненых. С запада на восток в поездах везли пленных немцев - тех, кто топтал, жег, крушил, бомбил нашу землю. Теперь они будут работать, чтобы восстановить то, что сами уничтожили. Поезда, открытые платформы с техникой, цистерны, телячьи вагоны - все это с грохотом проносилось мимо Марии Кузнецовой. Иногда поезда на пять минут замедляли ход, скрежеща тормозами.
Мария Михайловна вспоминает, что дежурили на станции круглые сутки, менялись, спали и снова выходили на перрон. Через день были ночные дежурства.
Женщина продолжает свой рассказ:
- Бомбить прилетали каждую ночь. Конечно, врагов встречали наши зенитки, грохот вокруг стоял. Но действовали и враги. Нам сообщали о том, что на станцию Дарница - там формировались составы - прибыли цистерны с горючим. Их прилетали бомбить, иногда взрывали прямо на станции. Помню, после налета цистерны от сброшенных бомб взорвались. Все небо в огне, черный дым. Летит, переворачиваясь в воздухе, цистерна, дрожит земля, а я должна выйти из дежурки, чтобы со своей станции отправить поезд. Поезда нельзя было задерживать, чтобы их не разбомбили. Мне страшно, а надо идти. Начальник поезда грозит пистолетом: «Не отправишь поезд - убью, мне ничего не будет». Уходили дежурить и прощались друг с другом, плакали. Сколько слез пролили! Но, видно, родители хорошо за нас молились, Бог сохранил.
Так и выходила Мария Кузнецова на перрон с желтым флажком с 1944 по 1946 год. Встречала едущих из Германии победителей, видела слезы радости при встрече. Танцевала под духовой оркестр в свободное от дежурства время. Там же, на перроне, устраивали импровизированные концерты. Но все это было тогда, когда спало напряжение, когда уже знали, что не прилетит враг и не сбросит на головы бомбы, потому что война кончилась. Мир.
На запасной путь…
В 1946 году Марию Михайловну, уже лейтенанта, отправили в запас и командировали по ее просьбе в Управление Казанской железной дороги. Это все-таки ближе к родным местам. До 1961 года она проработала там инженером-экономистом.
Потом Управление Казанской железной дороги расформировали и перевели в Горький.
В 1947 году Мария Михайловна вышла замуж. В 1948-м родился сын, в 1954-м - дочь. Муж, бывший фронтовик, у которого на фронте была тяжелая контузия, умер в возрасте 41 года.
- Мы получили в 1963 году квартиру. Муж собирался защищать диссертацию - был преподавателем в КХТИ. Но ушел мой Александр Михайлович очень рано. Познакомились мы с ним на танцах. Он приходил к нам в общежитие, в Дом Кекина, и всегда приносил кусочек хлеба: «Вы, наверное, не ели, девчата?» - вспоминает моя собеседница.
Мария Михайловна окончила экономические курсы и перешла работать в строительный трест №40 на должность инженера-экономиста. Потом была технологом-экономистом на Казанском компрессорном заводе. Оттуда вышла на пенсию в 55 лет, больше не работала. «Но, бывало, завод просил, и я выходила поработать. Заменяла уволившихся или учила молодых», - вспоминает Мария Михайловна.
Песня жить помогает
Со вторым мужем Петром Афанасьевичем Мария Кузнецова прожила 26 лет.
- Он был подполковником. Очень хороший человек, моих детей принял как своих, помог вырастить. Дождались внуков. Жаль, первый муж до внуков не дожил. Они у меня оба были хорошие. Все дети и внуки получили образование. Есть у меня правнук и правнучка. Дочка и сын все время заходят, помогают. Каждый год в санаторий езжу, - рассказывает Мария Михайловна.
- А кто у вас на пианино играет? - спрашиваю я свою собеседницу.
- Дочка и внучка играют, вместе поем. И фронтовые свои пою, и романсы. А в санатории даже со сцены пою, мне аплодируют и дарят цветы. Я знаю много песен, каких сейчас уже не поют.
- Спойте, - прошу.
- Ну, скидку уж сделайте, без сопровождения все-таки.
И Мария Михайловна исполнила три песни - длинные, красивые, мелодичные.
Потом она подкрасила губы и надела свою парадную форму. Я, прежде чем щелкнуть фотоаппаратом, рассмотрела ее награды: знак «Ударнику сталинского призыва», медаль «За долголетний добросовестный труд».
За плечами большая, красиво прожитая жизнь. Мария Михайловна выходит, одевшись потеплее, к подъезду: «Там у меня стул стоит». Просит спускающуюся вниз соседку помочь ей вынести стул на улицу.
- Вы же на самом ветру сидите, - говорю я ей.
- Ничего, столько поездов проносилось мимо, и меня не сдуло. Не сдует и со стула.