Мнения людей у нас в России о Н.С.Хрущеве до сих пор самые различные: кто боготворит, кто ненавидит, а кто и просто ухмыляется - дескать, был такой вздорный человек во главе страны, много чего начудил, до сих пор не расхлебаем.
Конечно, это был не граф С.Ю.Витте и не П.А.Столыпин. Грамоты было маловато у человека, да и манеры далеки от тех, что приняты в просвещенном обществе. Ему бы в иные времена пароходством владеть, мельницы строить, на Нижегородской ярмарке мукой торговать, на церкви жертвовать, зеркала в ресторанах крушить... Нет, угораздило же вознестись аж на всероссийский трон!
И все-таки оглянитесь, граждане, назад: а кто был у нас до него после революции? Кто лучше? Печально, но, как на подбор: уголовники, недоучки, профессиональные налетчики, студенты, отовсюду выгнанные за неуспеваемость... Откуда и ему-то быть другим? Кроме церковно-приходской школы, у него за спиной и не было ничего.
Хрущев был истинное дитя своего времени: умен, азартен, властолюбив, изворотлив, когда надо - жесток, когда можно - добр... Ну и конечно - «ндраву моему не перечь!» Русский был человек, что там говорить.
Люди постарше, конечно, помнят всеобщее недоумение, которое вызвало в конце 50-х годов второе рождение злейшего гения всей нашей науки Т.Д.Лысенко. Казалось, еще при жизни настигло его справедливое возмездие (говорили, что Хрущев самолично отхлестал его по щекам), ан нет - опять этот дьявол наверху! Опять распоряжается всем. И опять власти клянут генетиков, и опять объект исследования наследственности, муха-дрозофила, стала чуть ли не матерным ругательством... Никто не мог ничего понять. Что значит этот поворот в политике властей? Неужели - назад к Сталину?
А у меня уже тогда возникло вовсе не политическое этому объяснение. По самым первичным, самым, так сказать, нутряным своим инстинктам Н.С.Хрущев терпеть не мог всяких там «высоколобых». А генетики были именно «высоколобые»: сидят в белых своих шапочках, разглядывают в микроскопы каких-то мушек-дрозофил, а партии, а социализму какой от них прок? Да еще усмехаются, когда ты им на это указываешь. Да еще разговаривают промеж себя на каком-то тарабарском языке... То ли дело «народный академик» Лысенко! Сволочь, конечно, но свой парень.
Вот из-за этих-то дрозофил и случился однажды в собственном доме Никиты Сергеевича грандиознейший бунт на корабле. На моей памяти этот скандал был единственным: никто в семье обычно не противоречил ему, а в государственные дела, да еще за домашним столом, и вовсе не встревал - дом на то и дом, чтобы человеку в нем отдыхать. Словом, всячески берегли главу семьи. А тут...
Спровоцировал скандал, конечно, не он, спровоцировала молодежь: началось с Рады, старшей дочери, а потом в дискуссию, развивавшуюся по нарастающей, включились все - и сын Сергей, ракетчик, и зять Алексей Аджубей, тогда уже, кажется, главный редактор «Известий», и другая дочь, Лена, и даже мы с женой (удочеренной внучкой Хрущева), хотя, как самые младшие, и менее активно, чем другие. Что со всеми нами тогда случилось - и сейчас не пойму. Накипело, наверное: все же не чурки с глазами, а живые люди, и совесть какая-никакая все-таки сохранялась, - вот и прорвало.
А надо сказать, что накануне у Никиты Сергеевича была встреча с ведущими советскими биологами. И эта встреча сильно раздосадовала его: такого афронта, такого упрямого сопротивления его призывам учиться у Т.Д.Лысенко он, по-видимому, никак не ожидал. Между прочим, происходила она, эта встреча, как раз в тот самый период, когда Никита Сергеевич, обидевшись на всех «высоколобых» разом, в сердцах пообещал разогнать всю Академию наук к чертовой матери. В общем, он и за стол-то сел достаточно мрачным. А тут еще Рада, заканчивавшая тогда биофак МГУ, возьми да и спроси простодушно: а не опасается ли он, что, разгромив еле ожившую после первого погрома генетику, мы повторим ту же пагубную ошибку, что когда-то с кибернетикой, объявленной еще при Сталине вне закона?
Никита Сергеевич что-то буркнул невнятное в ответ - что-то вроде «дармоеды!», и видимо, посчитал, что на этом все и кончилось. Так нет же! Вмешался Сергей, которому кибернетика была все-таки сродни, отец и ему буркнул что-то сердитое, а потом что-то спросил Аджубей, а потом опять Рада - и пошло-поехало! А крыть Никите Сергеевичу было нечем, и он прекрасно сознавал, что никаких аргументов у него нет и быть не могло, а дети наседали... Оправдываться он вообще не привык, да еще где оправдываться - в собственном доме, в собственной семье! Вот и пух Никита Сергеевич, мрачнел, багровел, огрызался как затравленный волк от наседавшей родни... А потом как грохнет кулаком по столу! Как закричит в полном бешенстве, уже почти теряя сознание... Господи, как страшно было! Ну, как прямо сейчас удар хватит человека? Врача! Скорее врача...
- Ублюдки! Христопродавцы! Сионисты! - бушевал советский премьер, грохоча по столу кулаком так, что все стаканы, тарелки, ножи плясали перед ним. - Дрозофилы! Ненавижу! Ненавижу! Дрозофилы! Дрозофи-лы-ы-ы-ы - будь они прокляты!
Ни до ни после я его таким больше не видел. Охваченная ужасом семья мгновенно смолкла. И он так же внезапно, как и начал, замолчал, с шумом отбросил стул и вышел из-за стола...
Так что, дрозофилы, граждане! Дрозофилы... Я и сейчас подозреваю: если бы ту злосчастную муху называли не так причудливо, а малость попроще, много чего печального в жизни нам бы с вами удалось избежать.
Николай Шмелев.
