Эта история случилась ровно тридцать пять лет назад. Тогда, в 1970-м, отец получил от завода квартиру, и мы переехали в другой район. Я окончил седьмой класс и восьмой начинал уже в другой школе, в нескольких шагах от своего нового дома. Смена школы, оторванность от друзей, с которыми я провел семь веселых лет, и, главное, вынужденная разлука с Катькой, верной подругой еще с детсадовских времен, ввергли меня в сильнейшую ипохондрию. Подобное уныние души я испытывал впервые, да и вообще, этот переезд со всеми вытекающими последствиями был для меня самым тяжелым ударом за все мои пятнадцать лет. К тому же мы с Катькой обещали пожениться друг на друге, а как, спрашивается, это можно сделать, проживая в разных районах?
Класс встретил меня настороженно. Это со стороны девчонок. Парни поначалу как бы не замечали, хотя нутром я чувствовал их зреющую агрессивность.
Злые насмешки начались позже, когда я несколько раз подряд удачно ответил уроки и получил пятерки. В старой школе я учился преимущественно на отлично, наш «А» класс был очень сильным, и старание в учебе не считалось зазорным. Здесь же меня определили в класс «Г», самый последний по успеваемости и дисциплине. На отлично в нем «разрешалось» учиться только девчонкам, и я был вынужден принять здешние правила игры. Не рекомендовалось также выпендриваться, за что очень даже просто можно было схлопотать по морде лица. Я убедился в этом на личном опыте, когда подсел к понравившейся мне девчонке. В этот день соседка ее не пришла, и я подсел к ней на втором уроке. А после занятий ко мне подошел пребывавший третий год в восьмом классе Муха, парень годов семнадцати с гаком, и безапелляционном тоном произнес:
- Ступай за мной.
Предчувствуя неладное, я понуро поплелся за ним за угол школы, где тотчас схлопотал в челюсть.
- Ну, ты понял? - душевно спросил Муха.
- Понял, - ответил я и на следующий день сидел уже на своем обычном месте, позади Альки, за которую и получил горький гостинец. Сей инцидент имел, на первый взгляд, два абсолютно нелогичных последствия. Первое, это то, что я в классе стал своим. Меня наконец признали, и доказывать, что я есть, перестало быть необходимостью.
Все, что так или иначе касалось Альки, тогда сводило с ума, я просто влюбился в нее, и это было вторым неожиданным следствием полученной мною оплеухи.
Сидя позади нее, я целыми уроками смотрел на ее волосы с пружинками-завитушками у висков, на смуглую шею в обрамлении всегда чистого форменного воротничка и персиковый пушок щечек, когда она с чем-нибудь обращалась к соседке или та к ней.
Наконец я решился назначить ей свидание. Если она соглашалась, это значило, что мы начинали с ней «ходить», как тогда назывались ухаживания-встречи. Она согласилась. Мы гуляли по парку Петрова; была осень, шелестели под ногами опавшие листья, и музыка на стадионе вполне заменяла нам разговор.
- Можно завтра я провожу тебя после уроков? - спросил я, прощаясь.
- Как хочешь, - пожала она плечами и, не оглядываясь, шмыгнула в свой подъезд.
На следующий день о том, что я хожу с Алькой, знал весь класс. После уроков, приготовившись к битью лица, я со стоически невозмутимым видом стал поджидать Альку у дверей школы.
Вышел Муха. Он бросил на меня взгляд, скорее любопытный, нежели злобный, и... ушел. Не глянув даже в мою сторону, продефилировали мимо Лупа с Цилиндром; Сашка Метлин, вылетев пробкой из дверей школы, едва не сбил меня с ног и, кажется, вполне дружески подмигнул. Это я потом понял, что, скажем, подсаживаться к девчонке за парту с неизвестно какими намерениями - нельзя, а вот «ходить» - это по-честному, это можно. Был и еще один момент, а вернее, причина, по которой на мои ухаживания за самой красивой девчонкой в классе мужская его половина смотрела сквозь пальцы.
Причина эта звалась Ильгизом и была никем иным, как парнем, держащим шишку в нашем районе. О том, что он положил глаз на Альку, я узнал от приятеля.
- Смотри, - сказал он. - Ильгиз еще и боксер. Повстречает - живого места на тебе не оставит.
Я сглотнул, моргнул, но ходить с Алькой продолжал и даже побывал разик у нее дома, с благоговением и трепетом просидев с ней в ее крохотной хрущевской комнатенке около часу, пока она сохла после ванной. А потом мы снова гуляли по улицам и ходили в парк, где звучали песни Валерия Ободзинского, и по сей день тревожащие мою душу, когда их удается услышать. Мы разговаривали обо всем и ни о чем, и я ждал, когда в радиорубке парка поставят «английскую народную песню Girl в исполнении ансамбля Beatls (так, кажется, было написано на обложке пластинки-сорокапятки), и замолкал, ибо все, что творилось в моей душе, как раз было в этой песне.
А потом я встретился с Ильгизом. Это было зимой, возле школы. Он поджидал меня не один, а со свитой из четырех-пяти человек, повстречаться с которыми в подобной обстановке не захотели бы ни Муха, ни Лупа с Цилиндром.
- Ну чо? - глянул он на меня своими черными глазами.
- Да ничо, - ответил я эдаким бодрячком, хотя внутри меня все стало опускаться помимо моей воли, - мало того что шишкарь был старше меня и много крепче, за его спиной стояли еще его ребятки, а за моей серебрился только пушистый снежок.
- Поговорим?
- Ага, - ответил я, вздохнув с облегчением, что бить будут не сейчас, а позже.
Мы отошли в сторонку. Подручные шишкаря остались на месте.
- Ты знаешь, ночи не могу спать, - выдохнул он и как-то затравленно посмотрел на меня. - О ней все думаю. У тебя так же?
- Да, - выпалил я, совершенно не готовый к откровениям грозы района.
- И чо будем делать?
- Не знаю, - просто ответил я.
- Может, отступишься? - ухмыльнулся он и кивнул в сторону своей кодлы. - А то мы тебя щас так отделаем...
- Не могу, - проблеял я, стараясь смотреть мимо.
- Не мо-ожешь, - задумчиво протянул он. - Давай один на один? Кто победит - с тем Алька и будет ходить...
Он хмыкнул и недобро посмотрел на меня.
- А давай, пусть она сама выберет? - переборол я страх и даже нахально глянул прямо ему в глаза.
- Ты хочешь так? Лады, - протянул он руку.
- Лады, - ответил я и пожал протянутую ладонь.
Позже мы встречались с ним несколько раз. Кажется, я ему понравился: страха у меня к нему больше не было, он это чувствовал и разговаривал со мной как с ровней. Да мы и были ровней, сраженные одной бедой или одной радостью, это уж как хотите. И успехи наши были переменны: Алька отдавала предпочтение то одному, то другому, изводя обоих. И не делала выбора. Так в ней просыпалась женщина. А мы страдали и мучались.
Однажды весной я увидел Альку выходящей из магазина. Сделав вид, что не замечает меня, она прибавила шагу и почти бегом повернула за угол дома. Там ее ждал парень, я ведь шел следом и все видел. И мир перевернулся, вернее, встал на место. Я выстоял. И пришел в себя. В конце-то концов, если меня, такого умного, веселого, храброго и, несомненно, привлекательного, не оценили и променяли на невесть кого, это большая глупость. А глупые девушки мне без надобности. Так думал я тогда. Так думаю и теперь...
В середине лета я встретился с Ильгизом.
- Как дела? - спросил он.
- Она сделала свой выбор, - заявил я.
- И кого же? - помрачнел он.
- Не меня, - буркнул я.
- Точно?! - обрадовался он.
- Точно, - ответил я и пошел своей дорогой.
Больше Ильгиза в своей жизни я не встречал. А вот Альку видел буквально несколько дней назад. Страшненькая такая...
Павел РАДИМОВ.
