ПАРАША

На дворе стоял 1820 год, Казань уже оправилась от страшного пожара 1815 года, и лишь кое-где на окраинах города можно было видеть обугленные деревянные дома или остовы каменных зданий без крыш и перекрытий, смотрящих на улицу пустыми глазницами окон.

news_top_970_100

На дворе стоял 1820 год, Казань уже оправилась от страшного пожара 1815 года, и лишь кое-где на окраинах города можно было видеть обугленные деревянные дома или остовы каменных зданий без крыш и перекрытий, смотрящих на улицу пустыми глазницами окон.

Дворянская Казань жила своей обычной жизнью: балы, пикники, семейные ужины - эти мероприятия собирали почти всю городскую аристократию, ибо, как и в городках уездных, в губернской Казани все знали друг друга и состояли в ближнем или дальнем родстве.

Были в городе и свои красавицы, за коими увивались стайками местные светские львы и коим доморощенные пииты посвящали свои вирши, где обычно рифмовались "грезы - розы - слезы", "ланиты - Хариты" и тому подобное. Когда Петр Андреевич Нилов получил назначение сменить на должности казанского губернатора Илью Андреевича Толстого, его жене, Прасковье Михайловне, было около сорока лет.

Появление Прасковьи Михайловны вызвало в Казани настоящий переполох: такой дамы здесь не видывали давно. Мало того что она была дружна со знаменитыми поэтами Державиным и Батюшковым и не кто-нибудь, а Державин посвятил ей, Прасковье Михайловне Бакуниной, как писал сам поэт, "на любовное искание Петра Андреевича Нилова" стихотворение "Параша", написанное еще в 1798 году:

Белокурая Параша Сребророзова лицом, Коей мало в свете краше Взглядом, сердцем и умом!

Мало того что происходила она из древнего российского рода, зачинатель коего, Иван Бакунин, служил Ивану IV, когда тот носил еще титул только Великого князя. Главное - Прасковья Михайловна была необычайно красива в свои годы, а уж как она была красива и пленительна в молодости, об этом не приходилось и гадать.

Выдающийся российский поэт Батюшков написал в своем письме к Гнедичу в конце декабря 1809 года: "Ниловы! Они в Питере! А я писал к ним в Тамбов! Ниловы, Ниловы! Нилова, которая... которую... Ее опасно видеть!"

В апреле 1810-го Батюшков напишет тому же Гнедичу следующие строки: "Я Нилову всегда почитал как редкую женщину..."

Действительно, Прасковья Михайловна была необыкновенной красоты женщина. Всякий мужчина, который подпадал под обаяние Параши, уже не мог отделаться от него и становился ее добровольным рабом, даже не задумываясь о взаимности: никогда и никому эта добродетельная и высоких нравственных устоев женщина не давала для этого повода. Кроме того, по воспоминаниям современников, Прасковья Михайловна Нилова была "женщина высокого ума и необыкновенной доброты, всеми любимая и уважаемая..."

Удивительно, но не встретила Нилова в Казани недоброжелательниц даже в лице женщин, коих она затмила своим умом и красотой, и все три года дворянская Казань была просто очарована прекрасной губернаторшей.

Даже после 1823 года, когда Ниловы покинули Казань, в дворянских гостиных то и дело вспыхивали разговоры о ней, и всякий раз находился некто, кто знал ее дальнейшую судьбу.

В городе знали, что Прасковья Михайловна основала в Киеве девичий институт и 16 лет занимала должность его "начальницы", знали и то, что умерла она в Москве в апреле 1853-го и была похоронена в Новодевичьем монастыре, оставив по себе память как об одной из красивейших, умных и добродетельных российских женщин первой половины XIX столетия.

Леонид ДЕВЯТЫХ.

news_right_column_240_400