Почему в татарском театре больше любят комедии и мелодрамы? Что заставляет зрителей плакать на спектаклях? Как сцена исцеляет в самом прямом смысле этого слова? Об этом и многом другом мы беседовали с Равилем Шигаповичем во время дружеского чаепития.
«Каждый второй татарин — артист»
— Равиль Шигапович, как у парня, выросшего в военные годы в татарской деревне, появилась мечта стать артистом?
— Да, военное и послевоенное детство было тяжелое, голодное, но у нас в деревне самодеятельность хорошая была — спектакли играли, читали стихи. Я всегда говорю, что каждый второй татарин — артист. Это абсолютная правда. Татары — очень артистичный народ. Ни у одной нации нет такого, чтобы сидеть и читать пьесы в семейном кругу, а у нас читали и на татарском языке, и на русском. Понимать и разговаривать по-русски я стал благодаря учительнице русского языка и литературы.
Мне нравилось читать пьесы Островского. У каждого его персонажа своя манера разговаривать, своя интонация. Галиаскар Камал также внимательно и бережно относился к языку, он через слово передавал характер человека. Не так давно пересматривали записи старых спектаклей Малого театра и удивлялись, насколько интересно, современно они смотрятся. И все это благодаря тому, что язык точный, яркий, органичный.
— Камаловский театр не зря считается настоящим хранителем правильного, литературного татарского языка…
— Это миссия театра. Есть телевидение с программами на татарском языке, но смотреть их печально. Не могу слушать, как ведущие, журналисты коверкают язык. Многие из них говорят неправильно, и самое страшное, что зрители воспринимают их язык, произношение как норму: если по телевизору так говорят, значит, это правильно. Чтобы прививать людям культуру родного языка, надо слушать и слышать, как говорит народ, как звучит язык. Моя внучка живет в Москве в русскоязычной среде, но она очень чисто говорит по-татарски, и меня это радует.
«Не люблю, когда жена видит меня в слезах»
— Ваш дуэт с Шаукатом Биктемировым в спектакле «Старик из деревни Альдермеш» — это настоящая легенда. Спектакль шел 33 года, причем при полном аншлаге. В чем, по-вашему, секрет его популярности?
— Пьеса Туфана Миннуллина вроде бы простая, но в ней есть глубокий философский смысл. Она о том, что все в жизни надо воспринимать легко, с юмором, без страха. Даже собственную смерть. Какой смысл бояться смерти, если она неизбежно придет? Мой герой — посланник смерти — приходит за Альмандаром, но жизнелюбие, юмор, доброта старика так его покоряют, что он сам начинает уговаривать Альмандара: «Подожди, еще рано умирать…» И даже сам пытается отсрочить его смерть.
После нашего спектакля эту пьесу много лет никто не рисковал ставить, потому что планка была поднята слишком высоко. У артистов, которые берутся за роли Альмандара и Смерти, помимо актерского мастерства должно быть человеческое обаяние. Если нет обаяния, спектакль не получится.
— Вы сейчас заняты в трех спектаклях, один из них — «Любишь, не любишь». Чем вас привлекла эта история?
— Тема вечная — о любви. Старик тяжело заболел, и ему приснился сон, если в течение трех часов он совершит богоугодное дело, то жизнь его будет продлена. И вместе со старухой он начинает думать: как и кому сотворить добро? Они вспоминают всю свою жизнь — и радости, и горести, которые пережили вместе, свои победы, обиды и ошибки…
Спектакль о том, что надо быть внимательнее, добрее друг к другу, чаще говорить близкому человеку, что ты его любишь. Когда играю, думаю, что сам я почти не говорю своей жене «люблю», а надо бы… Но она знает мой характер — с нелюбимым человеком давно бы развелся! А если всю жизнь прожил и не развелся, значит, люблю.
— Радик Бариев сделал очень трогательный спектакль, зрители в зале плачут…
— Это хорошие слезы. Они очищают душу. Я тоже сентиментальный. Люблю оперу. Когда играют и поют хорошо, плачу от радости. Но не люблю, когда жена видит меня в слезах.
Мечта о шекспировских страстях
— Равиль Шигапович, за 60 лет работы в театре вы сыграли все что хотели?
— Абсолютно нет. Мог бы сыграть намного больше. Меня воспринимали как характерного, комического актера. Были моменты, когда только выходил на сцену, ничего еще не сделал, ничего не сказал, а зрители уже начинали смеяться. Это было не совсем приятно. Мне хотелось сыграть серьезные, драматические, может быть, трагические роли, шекспировские страсти. А татарский зритель любит в основном комедии и мелодрамы.
— А вы могли у режиссера попросить роль для себя?
— Это было всего один раз. Я попросил Марселя Салимжанова поставить пьесу Леонида Леонова «Нашествие» и дать мне роль главного героя — Федора. Считаю, что «Нашествие» — одно из самых сильных произведений о войне. Это история человека, пострадавшего от репрессий, но когда началась война, он нашел в себе силы отбросить все свои обиды на систему и пошел защищать Родину. Когда мы гастролировали в Москве, Леонид Леонов пришел на спектакль. Он сначала хотел посмотреть только первое действие, но остался до конца. И после спектакля сказал добрые слова о моем Федоре.
«Сцена на самом деле лечит!»
— Театр меняется. Как вы относитесь ко всевозможным театральным экспериментам?
— Не все эксперименты современных режиссеров и актеров мне нравятся. Наверное, с возрастом становлюсь консерватором. Хотя в молодости тоже был революционером. Я позволял себе такие вещи, которые корифеи театра, наши великие «старики», тоже не принимали. Помню себя молодым, поэтому не очень ругаю нашу молодежь — сам был таким! Мне и сейчас иногда хочется по-хорошему похулиганить на сцене…
— Правда, что сцена обладает волшебным целительным свойством — когда на нее выходишь, вдруг затихают боли, куда-то исчезает усталость, слабость?
— Сцена действительно лечит. Буквально! Это можно назвать мистикой, магией, но это так. Пришел на спектакль простуженный, с осипшим голосом, из носа течет. Думаю: как буду играть? Но вышел на сцену — ничего не болит, насморк прекратился. Откуда берутся силы, энергия? Это такое благотворное влияние зрительного зала, и оно ощущается на физическом уровне. Но после спектакля снова можешь почувствовать себя неважно.
— Вы были ведущим первого сезона проекта «Үзгәреш җиле» («Ветер перемен»). О нем много разных мнений, интересно узнать ваше.
— Татарская эстрада сегодня в плачевном состоянии. Благодаря телевидению, интернету все могут смотреть концерты мировых и российских звезд. И откровенно говоря, на их фоне наши артисты выглядят бедновато. О проекте «Ветер перемен» я думал, что там должны быть новые красивые песни, новые мелодии, новые имена. А концепция проекта оказалась другой — старые песни в новой, неожиданной аранжировке. К этому можно относиться по-разному. Но это попытка приблизить татарские песни к современной аудитории, представить татарскую эстраду на мировом уровне. И это хорошо. Да, нужны новые песни, современные аранжировки, яркие номера и музыкальные шоу. Но где их взять? На нашей эстраде проблемы с репертуаром. Смотришь на сцену: ни слов, ни музыки, ни голоса… И все исполнители похожи друг на друга как близнецы.
«Современных поклонниц даже побаиваюсь»
— Наверняка у вас были фанатки. Как складывались с ними отношения?
— Поклонницы были у многих наших актеров. Тогда для зрителей, особенно сельских, каждый выход в театр был событием, и они к нему готовились. Поклонницы тех лет были тактичны, доброжелательны, неназойливы. Удивительно, что сейчас зрительницы стали намного активнее. Я даже побаиваюсь их. В театрах, на концертах, выставках они узнают, подходят, достают мобильные телефоны, беспардонно делают селфи и даже не спрашивают: «Можно с вами сфотографироваться?»
— Со своей супругой вы где познакомились?
— В театре. Она тоже хотела стать актрисой, но не случилось. Она настоящая татарская жена и во всем похожа на мою маму — красивая, умная, с великолепным чувством юмора, прекрасно готовит, любит меня и живет только для меня.
— А вам необходимо, чтобы жена всю жизнь посвятила вам?
— А как же… Только так! — рассмеялся Равиль Шигапович.
— Как поддерживаете такую отличную физическую форму?
— Давно дружу с физкультурой. У нас в театральном училище был физрук, который привил нам любовь к спорту. Для актера это очень важно. До сих пор катаюсь на велосипеде, стараюсь больше гулять пешком. Раньше зимой ездил на дачу через Волгу на лыжах. Все от снега белым-бело, тишина… Красота такая, что дух захватывает. И у меня возникает такое чувство, что все это со мной уже когда-то было… Может быть, в прошлой жизни я был белым медведем?..
Справка
Равиль Шарафиев родился 5 апреля 1938 года в деревне Большие Солтаны Рыбно-Слободского района Татарстана. В 1955–1956 годах работал заведующим сельским клубом в родном селе. В 1961 году окончил татарскую студию Высшего театрального училища им. М.Щепкина в Москве и был принят в Татарский академический театр им. Г.Камала. С тех пор работает в этом театре. За почти 60 лет им было сыграно более 100 ролей в спектаклях по пьесам татарской, русской и мировой драматургии.
