ГОЛУБОК

В подвале, где у Андреевны находился склад, после рабочего дня ее рыночная бригада сдавала деньги и переодевалась. Полтора десятка торговок рыбой, яйцами, всякой крупой-макаронами стягивали с себя по сто одежек, одевались в цивильное, на глазах превращаясь из толстых золушек в стройных принцесс. Кое-кто уже принял «с морозца» - октябрь нынче не задался. В подвале стоял мат-перемат - стесняться было некого.

- Иди-иди, бомжара вонючий! Гляди, девки, вора поймала. Поди макароны хотел спидрить, - Валька Помело втолкнула в комнатенку мужика лет тридцати. - Я тут пошла по нужде в дальнюю залу, а он там стоит. Я от страху чуть не описалась.

Пойманный не выказывал никакого беспокойства. Он был одет в какое-то рубище не по погоде, редкие длинные волосы и бороденка явно соскучились по горячему душу. На его бледном изможденном лице выделялись глаза. Странные глаза - то они казались голубыми, то почему-то черными. И сам-то как неживой, и взгляд застывший. Может, слепой? Нет, не похоже.

- Э, товарищ, ты как сюда попал? - Андреевна оторвалась от пересчета дневной выручки.

Вопрос был интересный, поскольку подвал охраняли мощные железные двери и решетки на окнах. Бомж молчал.

- Ты что, глухой? Или шлангом прикидываешься? Как в подвал залез, спрашиваю?

И снова никакого ответа.

- Ладно. Девки, допросите-ка его, а мне некогда, - Андреевна снова зашуршала купюрами.

А и чем не развлечение после промозглого воскресенья? Среди продавщиц просквозил азартный шорох - всем захотелось «поиграть в детективу». К кирпичной стенке поставили табурет, на него усадили задержанного. Не хватало только настольной лампы - глаза слепить.

- Ну что, будем говорить? - Валька взяла инициативу в свои руки. Хотелось как в сериале - с хитрыми вопросиками, выявлением сообщников, а может, и очной ставкой в конце. - Давай колись, нам и так все про тебя известно.

Бомж молчал. Валька попрыгала вокруг него минут пять - ноль эмоций. Становилось как-то неинтересно. Остальные тоже заскучали, снова засобирались по домам.

- Ой, девчонки, а у него кровь, - Гулька, известная под кличкой Подстава, показала пальцем на руки сидящего мужчины. И правда, из его ладоней сочилась кровь, а сами они были как будто пробиты гвоздями.

- Давайте перевяжем, что ли? Ты где, милый, поцарапался?

- Стойте, я знаю, откуда это, - Татьяна Петровна сделала страшные глаза. Она была единственный в бригаде «специалист с высшим» - имела за плечами университетское образование, поэтому ей всегда верили. - Девушки, это стигматы. Ну, знаете же - Христос был распят на кресте, его гвоздями прибили. До сих пор, хотя очень-очень редко, у некоторых людей на ладонях появляются кровоточащие раны - как от гвоздей.

- А может, он святой? Или...

Продавщицы побросали свои сборы и снова столпились вокруг несчастного. Они не знали как себя вести, вроде пытались жалеть, но получалось скудно, надуманно. А вдруг и правда это ОН? Есть же картина типа «Явление Христа народу», в школе же проходили.

- А как к нему обращаться - на «ты» или на «вы»? - Валька Помело стала вдруг непривычно серьезной. Никто не ответил.

- Послушайте, вы... Нет, так неправильно. В церкви к НЕМУ ведь на «ты»? Блин! Ой!.. Знаешь, если ты - это ОН и ты появился - значит, что-то произойдет? Может, конец света?.. Нет, я не знаю, что в таких случаях говорят, - Валька от бессилия была готова заплакать. Бомж в рубище молчал и смотрел в доступное только ему пространство.

- А если его о чем-нибудь попросить - он же должен помогать людям? У меня вон мама второй месяц в больнице лежит, а врачи ничего толком сказать не могут. Даже не знают от чего лечить.

- А у вас нет знакомых в военкомате? - к мужчине подошла молчавшая до сих пор женщина. Она смотрела на него с напряженным вниманием, но ее оттерли от странника.

- Ой, не слушайте Машку. У нее крыша поехала после того, как сына в Чечне убили. Теперь у всех про военкомат спрашивает, хочет сына от армии отмазать - как будто он живой.

Нервное возбуждение охватило женщин. Они наперебой рассказывали о своих трудностях, вспоминали грехи и погрешности, готовы были очиститься перед высшими силами и начать праведную жизнь. Кто-то на полном серьезе заявил, что уйдет в монастырь, Татьяна Петровна собралась вернуться в школу («как же там без меня мои дети?»).

В закипевшем подвале только Андреевна сохраняла олимпийское спокойствие. Она перестала считать деньги и скептически взирала на «страсти Христовы». Но не вмешивалась, дожидаясь естественной развязки.

Странный мужчина с кровоточащими ранами, казалось, не замечал происходящего вокруг. Он сидел на табурете, прислонившись спиной к кирпичной стенке, прямой и нездешний. А потом неожиданно встал и молча ушел из подвала. Все разом замолчали. В наступившей тишине диссонансом прозвучал резкий голос Андреевны:

- Девки, а куда сто рублей делись? Вот здесь, на краю стола лежали...

Повисла тяжелая пауза. Продавщицы заозирались друг на друга, ничего не понимая. Порыв исступления отступал - каждая из них знала цену деньгам.

- Ну что? Никто не брал? Значит, этот мужичок стибрил. А вы - Христос, Христос... Чего раскудахтались, дуры набитые? Бомж он, бомжара обыкновенный. Ишь, святости захотели! Прямо мир содрогнулся от таких праведников! В монастырь, в школу... А кто детей ваших кормить будет, подумали? Ваши мужья-алкаши, что ли? Дуры, дуры, дуры... О хлебе насущном думать надо, а не к высшему восходить. Стигматы, понимаешь, разглядели! Да это он, когда в подвал лез, поцарапался. Вас же ограбить хотел! Хорош бузить, завтра на работу, - Андреевна еще чего-то горячо высказывала своим подопечным, а рука - в кармане куртки - мяла и мяла сторублевую купюру. Ей было нехорошо, хотелось заплакать, но как, когда эти... Не оставлять же их во власти химеры. Поверили, возомнили... А кому сегодня верить можно? Господи!.. Да она и сама бы, да на кого бросишь их, убогих и нерасторопных? Жить надо, девоньки, жить.

- Жить надо, - неожиданно для себя произнесла вслух Андреевна и закусила губу.

В подвале зависла тишина. Женщины стояли, понурив головы. Никто никуда не собирался, все застыли, как будто не зная, что же делать дальше.

В зарешеченном окошке, расположенном на уровне тротуара, серел мокрый промозглый октябрь. Было видно, как по городским лужам, разбрызгивая грязь, мимо проходили ноги, ноги...

- Ой! - Валька схватилась рукой за рот, словно боясь закричать. Она показала пальцем на окно. Там по подоконнику расхаживал белый-белый голубок. Он о чем-то ворковал и расправлял крылья, и важничал, и не хотел улетать, глупый.