И это происходило почти каждую неделю: в выходные наши мамы встречались и садились на кухне поболтать. Но выбора у меня не было. Я пытался не обращать внимания на эту малявку, но она однажды разбегалась и ударилась о край стола, крика тогда было много, но больше не ребенка, а мамочек. Потом я такой ошибки уже не совершал. Обидно было, когда нас отправляли на улицу, ребята во дворе дразнили меня нянькой и смеялись над нашей парочкой.
Шли годы, а эта девчонка все так же постоянно была где-то рядом. Когда мне было 10, а ей 5, я гордо рассказывал все что знал уже про жизнь, пересказывал фильмы, сочинял истории, а она всему верила. Когда мне было 14, а ей 9, она нашла мой тайный журнал, в который я записывал свои умные, как мне казалось, мысли. Я дал ей десять шоколадок, чтобы она никому не рассказывала о нем. Если бы она не объелась сладким и у нее не началась аллергия, никто бы так и не узнал мою тайну. Больше я такой ошибки не совершал. Дневник с тех пор лежал в надежном месте.
Она рассказывала про какого-то мальчика из класса, который передавал записочки с нежными словами, но обзывал при всех. Ей тогда было 15, мне 20. Она привела меня в школу, сказала всем, что я ее брат, я неумело попугал обидчика. Больше она не жаловалась на своего одноклассника. Через пару лет после выпускного по секрету сказала, что тот мальчик признался ей в любви, но она не восприняла это всерьез. После школы они не общались.
Когда она поступила в университет, мы почти перестали видеться. Наши мамы все так же встречались каждую неделю, но ей давно уже не нужна была нянька. Она училась, гуляла с подружками, а я работал. Мне тогда было 25, ей 20. Я про нее и не думал, но однажды она пришла в наш дом ночью зареванная, с размазанной по щекам тушью. Рассказала про какого-то парня-идиота, который ее не ценит. Потом мы позвонили ее маме, чтобы не волновалась, уложили на диване. На следующий день она прогуляла учебу, а я отпросился с работы. Она рассказывала, плакала, обещала прибить его на месте при встрече, говорила, что любит, а он смотрит на ее подружек. Я слушал, поил крепким кофе, вытирал ей слезы и успокаивал как мог. Говорил, что она в любой момент, когда захочет, может помириться со своим парнем. Я даже не знал, какую тогда совершал ошибку. И делал это потом не раз, когда она приходила ко мне в слезах за утешением.
Еще через четыре года, когда мне было 29, а ей 24, мы стояли около загса, она нервничала. Я поправлял ей прическу, говорил, что она самая красивая. В тот день та девочка, которую я знал больше 20 лет, выходила замуж. Выходила за того самого парня-идиота. А я чувствовал, что идиот - это я. Хотя она счастлива в браке, а это главное.