Лечение церковью и порезы на руках как спасение: истории о том, как живут психически больные люди

О ментальных расстройствах говорят все чаще — общество взяло курс на дестигматизацию болезней психики. Теперь прогрессивные люди терпимее относятся к особенностям друг друга, а среди молодежи стало модно посещать психолога и прорабатывать травмы. 

Кажется, что расстройства психики так активно распространились только в последнее время. На деле же — нет, просто в 21 веке психология обсуждается активнее. Депрессия, панические атаки, булимия — эти проблемы беспокоят не только поколение зумеров. Они были и во времена молодости наших бабушек, просто не диагностировались официально. 

За свою жизнь мы не часто встречаем людей с болезнями психики. Порой мы даже не представляем, с какими ужасами им приходится сталкиваться. Поэтому журналистка «КВ» собрала три истории девушек с разными диагнозами, подтвержденными врачами. О том, как психологические заболевания вынуждают менять работу, и почему родственники пытаются лечить такие болезни походами в церковь и свечами, читайте в нашем материале.

«Родители лечили мое психическое расстройство церковной свечкой» 

Жанна была необычным ребенком. Иногда на девочку действовали приливы бодрости и энергии. Она начинала вести себя странно: гиперактивно и раздражительно. А бывало, что Жанна сильно плакала и просила о смерти. 

Ее родители верили в заговоры и порчи, поэтому все происходящее с ней связывали с эзотерикой. «Они проводили по стене церковной свечкой. От нее шел черный дым. Мама и папа объясняли мое поведение не особенностями психики, а цветом дыма от свечки», — вспоминает Жанна. 

Девушка росла в такой семье и думала, что у нее не панические атаки , не галлюцинации, не тревожность, а плохая энергетика в комнате.

Ее просто закрывали дома. Иногда на месяц. Иногда на полгода. Мама запрещала называть ее «мамой». «Мне пришлось выдумать другой мир в своей голове, чтобы было легче», — говорит Жанна. 

Девушке хорошо помогало самоповреждение. Она резала кожу, вены, ноги: физическая боль отвлекала от душевной. «Как бы это плохо ни было, только благодаря этому я все еще жива», — говорит девушка. 

Все чаще у нее возникали проблемы с управлением себя. «Из самого приличного, что я могла сделать в юношестве, — продать сережки, оставшиеся от любимого родственника и просто напиться. Раскрасить стены в школьном туалете баллончиком, убежать из дома в четыре утра», — вспоминает Жанна. 

Уже в осознанном возрасте, после университета она вышла замуж и родила ребенка. После родов панические атаки стали мучать чаще, тревожность возросла до пределов. «Я могла часами стоять у дверного зрачка, считая, что у кого-то есть ключ от моей квартиры», — делится девушка. Из-за тревоги она постоянно меняла квартиры, переезжала из одного города в другой. Сбегала из дома, оставляя мужа и ребенка одних, много пила. 

Потом стало совсем невыносимо. Был смешанный эмоциональный эпизод, и голова летела кругом. «Миллион мыслей проносилось в моей голове, я и не могла ни одной поймать. Слезные приступы, эмоциональные качели. В один день я рада жизни и пишу рабочий план до 5 утра, а через три недели я хочу убить себя, но не могу встать, чтобы это сделать», — рассказывает Жанна. 

Она решилась пойти к психотерапевту, уже догадываясь, что ей поставят диагноз наподобие тревожного расстройства или депрессии. Но ее перенаправили к психиатру, который заключил — биполярное аффективное расстройство. 

При БАР у человека резко меняются состояния: от депрессии до мании. В депрессивный период человек может ненавидеть себя и совершить попытку суицида, в период мании — чувствовать нездоровую эйфорию, не уставать и не спать. 

«Когда мне озвучили предполагаемый диагноз, я практически стала трупом. Это была страшная депрессия. Я не ела, не пила, не ходила в туалет. Мне было больно переворачиваться с одного бока на другой», — делится девушка. 

Она теряла сознание в туалете. Теряла вес. Теряла мотивацию жить. «Я не следила за временем. Как говорят, я пролежала так полторы недели», — рассказывает Жанна.

Ее мучили панические атаки по 5-6 раз в день: это сильный приступ страха или паники, при котором повышается давление, возникает озноб и чувствуется нехватка воздуха. Когда атаки отступали, начиналась тревожность, особенно по ночам. Как рассказывает Жанна, тревожность сопровождалась рвотой. 

«Не стоило озвучивать мне диагноз, я сломалась еще больше», — говорит девушка.

Жанну отправляли в федеральное учреждение психиатрии, но девушка не поехала — у нее есть ребенок, она не хочет лежать одна в больнице в другом городе. 

Ее случай невозможно вылечить полностью, но можно контролировать таблетками и психотерапией. Сейчас Жанна принимает тройную дозу антидепрессантов, специалисты контролируют ее состояние. 

«Все ощущается так, как будто я пропустила ступеньку и сейчас упаду» 

Светлые волосы средней длины, привлекательная улыбка, сияющие глаза, 30 лет — это Маша. Она работает секретарем в крупной компании и свободно владеет английским языком.

По рассказам Маши, она всегда была тревожным ребенком и много волновалась. «У меня были все симптомы тревожного расстройства. Но тогда я еще не знала, что это, и просто пыталась не обращать внимание», — говорит девушка. 

В 28 лет Маша попала на работу, где пришлось много общаться с незнакомыми людьми. «Социальная тревога выходила за рамки — однажды я даже потеряла сознание от перегрузки психики», — вспоминает девушка. Усилились проблемы с ЖКТ, повысилась потливость, возникли резкие приливы жара, иногда озноб. Стало страшно ходить на работу — там становилось еще тревожнее. 

Мария поняла, что больше не может. Взяла отпуск за свой счет. «Либо вы мне помогаете, либо я сейчас умру», — с такой просьбой девушка обратилась к друзьям и семье. Они нашли хорошего специалиста. Через некоторое время психиатр поставил диагноз — генерализованное тревожное расстройство. 

При этом расстройстве человек чувствует тревогу независимо от внешних обстоятельств, иррационально. Он не может расслабится, всегда ожидает худшего. ГТР контролируется антидепрессантами и противотревожными таблетками.

«Моя тревога — это спутанное сознание. Будто кто-то мне выкручивает и сжимает солнечное сплетение. Все ощущается так, будто я пропустила ступеньку и сейчас упаду. Паника, ужас, страх и постоянное, разрушающее ожидание боли», — говорит Мария о своих ощущениях. 

В приступах девушка начинает дико нервничать, перебирая всевозможные негативные развития событий. В голове крутится: «Все будет плохо, плохо, плохо». Из-за тревоги она всю жизнь пытается продумать любое событие заранее и предугадать, что будет, всевозможные варианты. 

После официального подтверждения болезни девушке стало легче. «Я поняла, что со мной происходило, и что это реальный диагноз», — говорит Мария. 

Ее тревожное расстройство сильно влияет на все аспекты жизни. Например, за 11 лет трудового стажа Маша так и не научилась работать без выгораний. «У меня вызывают панику любые мелочи. Например, когда на меня смотрят во время работы: сразу сбивается дыхание, дрожат руки», — объясняет девушка. 

Люди не понимают особенность Маши. Она говорила о ГТР своему начальнику, и что из-за смены таблеток обостряется нервный фон. Но он ответил, что вообще не знает, что такое ментальные расстройства. 

«Трудно общаться с теми, кто не верит в заболевания психики. Кто считает чем-то несерьезным проблему, мешающую тебе жить», — говорит Маша. 

«Это не каприз, мои эмоции болезненно сильнее» 

В детстве Оля не могла справляться со своими эмоциями: на ее настроение влияли любые мелочи и эти состояния долго не отпускали. Она была тоскливее сверстников — больше переживала, чаще плакала. 

Когда Оле был 21 год, она переехала в Москву из маленького города, рассталась с парнем после долгих отношений. Старые друзья пропадали, новые не появлялись — стало одиноко. И странное восприятие эмоций усилилось. 

Когда человек с расстройством долго находится в одиночестве, он стрессует из-за «диффузного Я» — возникает ощущение, что тебя не существует. 

Девушка хотела обратиться за помощью к специалисту, но это стоило больших денег. «Я понимала, что когда начну зарабатывать больше, найду себе психотерапевта», — говорит Ольга. 

Она стала зарабатывать больше и нашла психотерапевта: врач поставил диагноз ПРЛ. Пограничное расстройство личности. 

«Это постоянный страх быть брошенным, ощущение нереальности происходящего, мысли о суициде, враждебность к другим людям и импульсивность. Каждый десятый человек с ПРЛ заканчивает жизнь самоубийством», — говорит Ольга. 

Эту болезнь нельзя вылечить полностью. Но антидепрессанты притупляют симптомы, а психотерапия учит справляться со своим состоянием. 

«Мне пришлось учиться различать реальную жизнь от когнитивных искажений. Из-за болезни трудно ставить себе какие-то цели и чем-то увлекаться, быстро наступает апатия. Что-то вроде перманентного экзистенциального кризиса», — делится Оля. 

У пограничников есть трудности в сохранении отношений между людьми. Они склонны к созависимым отношениям, поэтому человек с ПРЛ легкая жертва для нарциссов. 

Нарушено принятие своей идентичности — жизнь для них неполная и не связная, они не понимают свои чувства. Самооценка прыгает от низкой до переоценки. Поэтому построить долгие и здоровые отношения, когда один из партнеров болеет ПРЛ, трудно. 

Психотерапия научила Ольгу многому: отстаивать личные границы, понимать себя и свои эмоции. Девушка встретила свою любовь — и специалисты помогли ей выстроить счастливые здоровые отношения. 

Многие люди вообще не знают, что такое ментальные расстройства. Чтобы не столкнуться с предубеждениями, Оля не афиширует свой диагноз на работе. 

Труднее всего было говорить об этом друзьям. «Круг общения постоянно менялся, многие считали, что это взбалмошность и блажь. "Говорили: грустишь? Не грусти», — вспоминает Ольга. 

Оля рассказывала родителям о своем расстройстве на пальцах. «Упростила информацию о причинах, физиологических проявлениях, симптомах — они со временем привыкли, стараются относиться с пониманием», — говорит девушка.

Из-за того, что "пограничники" не могут правильно проживать некоторые эмоции, одно чувство может заменяться другим. Вместо гнева у Оли возникает грусть. В такие моменты кажется, что это конец и что лучше уже не будет.

«Ощущаю одиночество даже с близкими людьми и очень много плачу. Появляются суицидальные мысли. Когда эмоции заканчиваются, наступает апатия. В этот период сил нет ни на что. Много лежу, мало разговариваю, пропадает аппетит», — говорит Оля.

«Они работают на высоких должностях, имея психический диагноз. Пьют таблетки, никому не рассказывают» 

О том, насколько сильно влияет психическое расстройство на трудоустройство и на социальную жизнь рассказал доцент кафедры психологии и психотерапевт Рамиль Гарифуллин.

Он отметил, что для начала нужно определить, какого типа заболевание у человека — психическое или невротическое. Второй тип полностью излечим с помощью специалистов, а вот психотические расстройства требуют постоянного взаимодействия с психиатром и прием таблеток.

«Те, кто контролирует свое поведение с помощью лекарств, тоже могут строить карьеру и даже занимать ответственные места. Пациентам нужно самим определить, какие особенности их психики мешают им на работе. Ни одно заключение психиатра не может ограничить право человека на труд», — сказал Гарифуллин.

Он добавил, что за его опыт работы психотерапевтом ему приходилось лечить людей, находящихся на высоких должностях. «Они контролировали приступы таблетками, о диагнозе никому не говорили», — подчеркнул Гарифуллин. 

Но просто принимать таблетки — это не лечение. Для полноценного излечения нужно прорабатывать психологические травмы и устранять причину проблемы. После такого лечения болезнь не возвращается или хотя бы пропадает на несколько лет, отметил психотерапевт.