УЖАСЫ В ПРЯМОМ ЭФИРЕ

Владимир ВОЙНОВИЧ - писатель, сатирик. Живет в Германии (специально для «Казанских ведомостей»)

news_top_970_100

В дотелевизионную эпоху человек был дик, но с массовым насилием встречался обычно на поле боя, увиденное переносил с трудом, а часто не переносил - повреждался в уме. Такое сумасшествие было нормальной реакцией здоровой психики на картину человеческого безумия. Люди же цивильные, бывало, падали в обморок при виде крови, взятой из пальца на анализ. Ужас, отвращение, сострадание, испытываемые человеком при виде крови и человеческого мяса, ставили психологические препятствия на пути насилия: люди боялись убивать, быть убитыми и даже видеть убитых. А нынешний телевизионный бум насилия порождает цинизм, апатию, делает относительной ценность человеческой жизни и притупляет наш собственный инстинкт самосохранения. И если совесть наша молчит, то хотя бы умом мы должны понять, что всякое насилие против отдельного человека, национальной группы, народа или страны направлено против каждого из нас и когда-нибудь до нас непременно дойдет.

Зачем нам фильмы ужасов, если включишь телевизор - и вот они, ужасы, в прямом эфире? Вы подвиг капитана Гастелло не видели? Теперь увидели кое-что почище. Два «Боинга», начиненные не ядерным оружием, а живыми людьми, превратили в руины гордость Америки - небоскребы полукилометровой высоты. Перед этим сверхсупершоу бледнеет все, что было показано кино и телевидением прежде. Хотя и прежнее впечатляло. Тела, прошитые автоматными очередями, раздавленные гусеницами, разорванные в клочья установками «Град», не фантазии Альфреда Хичкока, и красные лужи не имитация, не кетчуп, наляпанный щедрой рукой режиссера, - это всамделишная человеческая кровь. Она льется везде, и мы к этим картинкам настолько привыкли, что спокойно поглощаем свой ужин, глядя, как облепленный мухами младенец ползает по телу убитой матери.

Мы еще не поняли, что если подобные картины не вызывают в нас чувства ужаса, возмущения и сострадания, значит, мы сами стали жертвами насилия, утратили часть собственной человеческой сущности, перешли в разряд, по выражению уголовников, опущенных (или, по недавнему уточнению, опущенных ниже плинтуса) - то есть лишенных человеческого достоинства и не заслуживших ничего, кроме презрения.

Если же эти картины насилия нас все-таки беспокоят и мы осмелимся насильников спросить, что ж это они такое творят, нам тут же высокомерно ответят, что это нас не касается - это их, насильников, внутренние дела.

Увы, сами жертвы насилия охотно становятся насильниками, как только у них возникает такая возможность. В дни распада Советского Союза в одной южной республике я был ошибочно принят за важного представителя каких-то кругов и спрошен: «Почему вы, русские, не помогаете нам защищаться от напирающих соседей? Ведь на русских лежит особая ответственность». Я согласился, но спросил в свою очередь: «А почему вы так нехорошо обращаетесь с представителями меньшинства, которое располагается хотя и внутри вашей республики, но на земле, где жили и умирали их деды, прадеды и прапрадеды? Почему вы им не даете жить так, как они сами хотят?» Мои собеседники напыжились и холодно попросили в их внутренние дела не мешаться.

Так сплошь и рядом. Пытаясь освободиться от большого брата, средний брат призывает весь мир на помощь. Но освободился - и тут же начинает угнетать брата меньшего, ссылаясь на то, что это их, братьев, внутренние проблемы.

Миллионы относительно благополучных людей в попытке откупиться от несчастья разбивают палатки для беженцев, шлют посылки с едой и грузовики с медикаментами. Но палаток не хватает, еда немедленно поглощается, лекарства разворовываются, и опять искалеченные руки тянутся к нам и голодные рты кричат: «Помогите!» Нарушается общее течение жизни всего мира. Уже давно туристы не ездят в Бейрут или Багдад, закрыты для отпускников Сухуми и Пицунда. Разрушаются старинные города, исторические памятники, горят нефтяные скважины, засоряются моря, расползаются озоновые дыры над нашими головами.

Мир похож на деревянный дом, в котором одни беззаботные постояльцы в разных его углах разводят костры, а другие беззаботно взирают на это: они, мол, свои углы поджигают, а не наши. Но огонь угрожает нам всем. И если обитатели горящих углов не могут сами справиться с пламенем, мы должны им помочь, даже если они этого не хотят.

news_right_column_240_400