Всем смертям назло

История жизни Александра Филипповича Мотыженкова, прошедшего практически всю войну на одной ноге, удивительна. Александр Филиппович, уроженец села Монастырское Тетюшского района, появился на свет на пароходе. Случилось это в 1922 году.

news_top_970_100

В 1941 грозном году его и многих других ребят увезли на Дальний Восток, где он служил рядовым в береговой обороне. А летом 42-го уже оказался под Сталинградом. Здесь моряков-дальневосточников зачислили в 252-ю стрелковую дивизию и с ходу бросили в бой. Отражая атаку противника, солдат Мотыженков в первом же бою получил ранение в ногу. После месячного лечения в Камышине его снова направили на защиту Сталинграда, теперь уже в состав 64-й дивизии на пополнение разведроты.

В одной из вылазок за языком незадолго до начала Курского сражения разведчиков высветили, и по ним ударили минометы. Александр получил тяжелое осколочное ранение в бедро и потерял сознание. Товарищи, оказавшиеся под угрозой окружения, посчитав, что разведчик погиб, не смогли взять его с собой, и он остался на месте боя.

В архиве Александра Филипповича хранится письмо, датированное 16 июня 1943 года: «Ваш сын Шура погиб 13 июня 1943 года при выполнении боевой задачи. При этом посылаю его фотокарточки и деньги 11 рублей», - сообщает товарищ, фамилия не разборчива.

А в это время Шура пришел в сознание и обнаружил себя лежащим голым просто на досках. Это были нары в концлагере близ города Гомель. Вспоминать эти самые трудные полтора года жизни Александру Филипповичу очень тяжело. Он лежал с развороченным снарядом бедром, в крови и гное. О профессиональной медицинской помощи раненому не было и речи. Не мог ни есть, ни пить, ни говорить.

- Не знаю почему, но я и тогда не думал о смерти, - вспоминает Александр Филиппович. - Ко мне подошел один из пленных, врач в прошлом, и предложил сделать ампутацию. Я отказался. И не умер. Может быть, потому, что больше верил в жизнь, чем в смерть. По весне ребята стали приносить траву, подорожник, прикладывать к ране. Кто-то привязал надо мной веревку, чтобы я мог на ней подтягиваться. И стал потихоньку поправляться. Появился аппетит, начал есть баланду. У меня паники не было, наоборот, когда стало немного лучше, старался шутить, чтобы заставить других посмеяться, приободриться.

Пленные ждали наших. Шум боев радовал их - вот-вот придут и освободят. Но это случилось позже. А пока тех, кто выжил, погрузили в вагон и как скот повезли в Прибалтику. Советские войска были уже совсем близко. И снова перепуганные немцы повели измученных, больных людей умирать. Было это зимой. Александр Мотыженков шел вместе со всеми, несмотря на адскую боль в ноге. Он знал, стоит ему упасть - его тут же прикончат. 60 человек оставшихся в живых затолкали в сарай, забили дверь и подожгли. Обезумевшие люди стали ломать двери. Когда они вырвались на волю, то увидели наших.

Но мало выйти живым из фашистских застенков. Надо было еще попасть в свои собственные. Особый отдел проверял каждого, кто побывал в плену. Мотыженков попросил командование отправить его на передовую. Как ни странно, даже при свидетельстве врача, что одна нога короче другой на 10 см, бойца отправили воевать.

На 1-м Белорусском фронте сержант Мотыженков служил помощником комвзвода в стрелковой роте. В первом же бою командира взвода ранило, и сержант взял командование на себя.

Хромая, но не отставая от других, пешком преодолел всю Польшу, форсировал Одер. И только ему одному известно, чего это стоило. За форсирование Одера и закрепление плацдарма Мотыженкова наградили орденом Отечественной войны 2-й степени, только получил он его уже после войны.

Вскоре на этом плацдарме Александр Филиппович получил тяжелое ранение в руку и был отправлен в медсанбат. А там удивились, как это солдат с такой ногой в пехоте воевал? И когда стали выписывать из медсанбата, послали в нестроевую роту. В Берлине в Карлхорсте нестроевого бойца поставили начальником двух огромных гаражей, куда свозились со всего города пригодные автомобили. По приказанию начальника гарнизона из этого гаража Мотыженков выдал «опель» знаменитому партизану Ковпаку.

После войны Александр Мотыженков 42 года проработал в КАПО им. Горбунова. Грудь бывшего солдата украшают более 20 орденов и медалей. В 1990 году, через 45 лет после окончания войны, старый солдат смог добиться, чтобы его признали не инвалидом по общему заболеванию, а инвалидом войны. По скольким инстанциям пришлось пройти, только ему одному ведомо. И только жена Валентина Вениаминовна, сама блокадница, видела, как плачет солдат, выживший всем смертям назло, доказывая, что стал инвалидом, защищая Родину от фашизма. «Гитлер ведь не давал справок о ранении», - горько усмехается Александр Филиппович. Восстановить справедливость помогла похоронка, которую нашли в Центральном архиве Министерства обороны СССР.

Александр Филиппович живет и здравствует на радость своей семье. А семья - это дети, внуки, правнуки, всего 17 человек. И все они 9 Мая традиционно собираются за столом. Приходят в гости и оставшиеся в живых однополчане. Вспоминают прошедшие годы, поминают погибших, плачут...

 

Константин ЕРАПОЛОВ,
инвалид Великой Отечественной войны


Как началась война

В России согласно президентскому указу от 8 июня 1996 года отмечается День памяти и скорби в связи с годовщиной начала Великой Отечественной войны. С каждым годом все меньше становится живых свидетелей тех грозных лет и тем ценнее нам, нынешнему поколению, их воспоминания. Каким он был, первый день войны, каким остался в их памяти?

Нагим Галимович Мухибуллин, в прошлом военный разведчик, ныне журналист, член Союза журналистов РФ и РТ:

- В июне 41-го мы, первые выпускники Лашманской средней школы, готовились поступать в военное училище. 20 июня райвоенком Демидов повез нас в Нурлат, где располагалась военная комиссия. Выстроили ребят по росту, мы с другом Фаиком в хвосте колонны: росточком тогда еще не вышли. Стоим, ждем. Те счастливчики, кто первыми зашли в кабинет, как на крыльях вылетали оттуда - кого в кавалерию записали, кого в танкисты, артиллерию. Когда же комиссия дошла до меня, слова военкома и медика прозвучали как приговор - до положенного стандарта 150 сантиметров не хватает двух. Я в слезы! Как же так, как вернусь в деревню? Это же позор! Члены комиссии меня успокаивают, мол, не беда, тебе всего 17, на следующий год подрастешь, поступишь в училище. Другу моему Фаику тоже не повезло - не дотянул четыре сантиметра. Возвращаемся домой тридцатикилометровым марш-броском. Одноклассники, будущие курсанты, веселые, уже мечтают, как они будут служить, а мы с Фаиком носы повесили. К утру 22 июня наш уставший отряд сделал привал на опушке леса. Вдруг со стороны Черемшана мы увидели скачущего всадника. Лошадь под ним в мыле, он с лету соскочил с нее и к Демидову: «Товарищ капитан! Война!» Мы с Фаиком чуть не закричали «ура!» Ведь теперь наш рост не был помехой и мы могли воевать! Так и попали с ним на фронт.

 

Записала

Резеда МУТЫГУЛЛИНА

news_right_column_240_400
news_bot_970_100