1
Все началось с рядового, на первый взгляд, события: в начале ноября 1856 года со стороны Московского тракта въехала в Казань коляска, запряженная четвериком. Коляска остановилась на Большой Проломной у ворот дома Лобачевских, и из нее вышли два молодых офицера в мундирах Стародубского Кирасирского полка, веселые и слегка нетрезвые.
- Молодой барин приехали! - всплеснул руками старый привратник и, открыв ворота, побежал в дом докладывать барыне о сем радостном событии.
Офицеры, позвякивая шпорами, прошли в переднюю. Из боковых покоев почти выбежала седенькая живая старушка и бросилась на шею одного из офицеров.
- Николенька, Николенька...
- Да ладно, маман, что вы, - сказал Николенька, отступая от нее на шаг. - Знакомьтесь, князь Оболенский, Петр Евгеньевич, мой товарищ по полку.
Малость передохнув с дороги, молодые люди откушали чаю и поспешили делать визиты; обоим не сиделось в четырех стенах, а кроме того, Николеньке Лобачевскому уж очень хотелось покрасоваться перед обществом в своем новом, с иголочки, мундире корнета и показать, с обладателями каких фамилий он запросто водит нынче дружбу.
Сперва поехали к предводителю, коллежскому советнику Христофору Ивановичу Нейкову, нанести ему один из первых визитов. Затем Лобачевский увлек друга к своему товарищу по гимназии, где в самом разгаре была вечеринка по случаю чьих-то именин. Офицеры сразу попали в центр внимания, были засыпаны вопросами о столичной жизни.
- А что студенты в Петербурге? Все бузят?
- Уже нет, Жандармское управление нашло способы их приструнить, - иронически улыбаясь, ответил Оболенский.
- Студенты вообще народец весьма трусливый, - поддержал товарища Лобачевский. - Помните так называемые студенческие беспорядки четырехгодичной давности?
- Это когда венчалась мадемуазель Кудрявцева?
- Точно так. Буза была довольно большая, и все арестантские и карцер в университете были переполнены. Так вот, как только студентам пригрозили исключением и отдачей в солдаты, все мигом успокоились, и они сами сдали жандармам всех заводчиков этих беспорядков.
- Позвольте, но это было совсем не так. Мне рассказывали...
- Вам рассказывали, а я тому очевидец, потому как в то время сам учился в ВАШЕМ университете.
- Поверьте, мой друг знает о чем говорит, - вмешался в разговор Оболенский. - Студенты весьма и весьма трусливы...
2
Николенька Лобачевский действительно знал о чем говорил, хотя события 1852 года обстояли несколько иначе.
Причина студенческих беспорядков была самая что ни на есть банальная.
В начале 50-х годов XIX столетия в городе блистала молодостью и красотой девица Кудрявцева, фамилии в городе весьма известной и заслуженной. Вокруг нее постоянно роились поклонники, лучшими кавалерами из коих на балах и вечерах были студенты. Посему, когда она выходила замуж - ведь молодых, хорошеньких и неглупых расхватывают сразу, то среди приглашенных на ее свадьбу оказалось много студентов университета.
Венчание должно было состояться в Покровской церкви, куда набилась масса народу.
Невеста задерживалась. И тогда один из студентов решил присесть на подоконник, где уже сидели две женщины из простонародья. Он сел меж ними, нечаянно (а хотя бы и чаянно) толкнув одну из них.
Женщина вскрикнула, и тут словно из-под земли перед студентом вырос квартальный надзиратель.
- В чем дело? - спросил он строго.
- Вот они пристают, - указывая на студента, сказала женщина.
- Как?
- Толкаются и вобче... непристойничают.
- Что ты мелешь, баба? - огрызнулся студент и почувствовал, как тяжелая длань полицейского легла на его плечо.
- Ступай за мной, приятель.
Несмотря на заступничество товарищей, бедолага был выдворен из храма и передан в руки жандармов.
Между студентами и жандармами затеялась свара, из которой служители порядка вышли победителями. Бедолагу отвели в участок и заперли в арестантской камере.
Тогда студенты, числом до полутораста человек, ворвались в участок, побили жандармов и, выломав двери, освободили арестанта.
Об инциденте немедленно было дано знать инспектору студентов из бывших ротных командиров Василию Ивановичу Ланге, коего студенты и ненавидели, и боялись. Ланге с помощниками переписали всех студентов, не оказавшихся дома, и те, кто отсутствовал, автоматически попали в участники вышеизложенных событий. Затем на таковых было заведено дело, путем дознаний выявлены зачинщики. Совет университета на своем суде исключил их из числа студентов. Остальным грозил карцер на разные сроки, и карцерный сторож по прозвищу Дагобер был без ног от провожаний в "холодный дом" десятков и десятков молодых людей. Так что Лобачевский в достаточной степени лукавил, говоря, что студенты испугались исключений и сами сдали жандармам заводчиков этого нашумевшего на всю губернию дела.
Николенька в семье Лобачевских был вторым сыном. В метрической книге Казанской университетской Крестовоздвиженской церкви записано: "в тысяча восемь сот тридцать пятый год в июле 10 числа Императорскаго Казанскаго университета у господина Ректора, Статского Советника, ординарного профессора и разных орденов кавалера Николая Ивановича сына Лобачевскаго и законной жены его Варвары Алексеевой родился сын Николай".
Рос он хилым и плаксивым и в возрасте пяти лет чуть не отдал Богу душу, заболев лихорадкой в очень тяжелой форме. Выходили.
Домашнее воспитание было обычным для всех дворянских семей: гувернеры и гувернантки понемногу учили "чему-нибудь и как-нибудь".
Затем - гимназия и Казанский университет, куда помогли поступить Николеньке слава и положение отца, занимавшего тогда должность помощника попечителя огромного Казанского учебного округа, раскинувшегося на необъятном протяжении от Оби и Цны до крайних пределов Восточной Сибири и от верховьев Камы и Вятки до Каспийского побережья и подножия Кавказских гор.
Однако усидчивостью Николенька не отличался, проучился он всего два года и, не окончив университетского курса, был уволен по собственному прошению летом 1853 года. Перспектива быть школьным учителем или грызть гранит науки в пыльных архивах университетской библиотеки его не устраивала.
Этот поступок сына подорвал уже ослабевшее к тому времени здоровье великого геометра - он стал слепнуть и в свои шестьдесят лет производил впечатление дряхлого старца. Когда через год Николенька уехал из Казани и поступил на службу в Кирасирский полк, Николай Иванович от расстройства почти совсем потерял зрение, в ноябре 1855 года вышел в отставку, а через три месяца умер и при большом стечении народа был похоронен на городском кладбище.
- Виноват, виноват я в отцовской смерти. Убыстрил я ее, - скажет много позже Николай Николаевич, находясь в мариинской ссылке. Но запоздалое прозрение часто не бывает спасительным...
(Продолжение следует.)
