О чем это я? Да о себе родимом. Моя судьба – наука другим, таким же безбашенным молодцам, как и я в юности, наивно полагающим, что жизнь – череда приятных сюрпризов и, потеряв один, тут же найдешь ему замену.
С Машей мы познакомились в студенческом отряде. Сколько судеб соединялось таким образом еще пару десятилетий назад! Никакие ночные клубы в подметки не годятся тем стихийным клубам знакомств. Действие разворачивалось всегда вдали от родительских глаз, на природе, и давало шанс представительницам сугубо женских факультетов познакомиться с будущими инженерами, например, которые в свою очередь остро ощущали во время учебного процесса дефицит женских глаз.
Прибавьте к этому общение в студотряде длиною в несколько недель, подчас в экстремальных условиях, в которых сразу проявлялся характер человека. И становится ясно, что умные парни и девушки могли действительно найти себе достойную партию.
Вот и мне с Машей так казалось. Когда мы возвратились в город, наши отношения стали развиваться еще стремительнее. Все же в деревне на строительстве уставали мы неимоверно, а в Казани силы расходовались лишь на пешие прогулки по старинным улочкам, и не только в свободное от учебы время. Руинные здания, старушки с лицами, на которых был запечатлен 19-й век, бородатые и вечно нетрезвые обитатели этих трущоб, разрушенные церковки, в которых умудрялись размещаться мастерские художников и резчиков, - и все это в пяти минутах от обычной городской суеты с трезвонящими на поворотах трамваями. А мы словно погружались в другой век, и это тоже придавало нашим отношениям привкус романтики.
Потом согревались после стылого ноябрьского воздуха в каком-нибудь кафе. Их было, конечно, не так много, как сейчас, но зато в каждом можно было отведать что-то, чего на прилавках и не бывало. В «Елочке» полакомиться грилем, в «Гроте» - коньяком, в «Бегемоте» - креветками. В «Яле» подавали фирменное мороженое с чак-чаком и алкогольный коктейль «Рубин» - своеобразное приобщение к западному образу жизни. В моих карманах тогда еще было густо – стройотряд неплохо оплатил мои летние усилия. Эти трапезы остались долгим послевкусием на языке по сей день и несравнимы по глубине ни с какими нынешними гастрономическими изысками!
Решение пожениться пришло к нам в январе, когда мы поняли, что находиться друг без друга тяжело, что, каждый раз расставаясь, мы начинаем думать уже о будущей встрече, что прожить целую ночь друг без друга тоскливо и невозможно. В общем, гормоны играли, а жить гражданским браком не решались – отчасти из уважения к консервативным родителям.
Свадьба, как ей и полагается, была весной. В День космонавтики мы надели друг другу кольца и угостили всех - повеселились на славу. Единственной недовольной, вернее, печальной, на торжестве была моя мать – сейчас я понимаю, что ей просто было жаль терять надо мной власть.
Переехали мы ко мне – в «трешке» на седьмом этаже нам выделили отдельную комнату. Младшая сестренка была без ума от Маши - ее вкуса, одежды, запаха духов... Когда же Мария показала ей, как смешивать краски, и разрешила пользоваться мольбертом, та влюбилась в нее насмерть.
А вот мама не была счастлива – она, словно заколдованная Марья-искусница, разговаривала со мной вежливо и безэмоционально, пропала доверительность, бывшая между мной и ею, ушла теплота. Но это меня не трогало – я был весь в своей Марии. Мы зависали в гостях в студенческой общаге, ездили сплавляться в марийку, проводили все лето на Голубом заливе. А осенью Мария забеременела...
Рождение сына перевернуло всю нашу жизнь. По вине врачей он родился слабеньким и первые три месяца беспрерывно плакал. Это сгорбило мою красавицу жену, лишило нас радостей и телесного, и духовного общения. Мы перестали общаться с друзьями: времени на это да и сил не хватало. Мать помогать нам не стремилась. Мы стали главнейшими врагами сестренки, которая не могла готовиться к выпускным экзаменам. Начались ссоры. Я стал задерживаться по вечерам – холостых друзей было в избытке… Разошлись мы через два года. Поначалу не встречались вообще - слишком сильно кипела в нас злость. Но через некоторое время я превратился в воскресного папу. Артур был похож на Машу (так мне тогда казалось) - я любовался им и начинал тосковать. И тут же запрещал себе это: сентиментальность - удел слабых.
Через пару лет она сообщила мне, что выходит замуж. Я продолжал встречаться с сыном, но мечтам о будущем не позволял даже вкрасться в мою душу. Постепенно пришел конец и воскресным прогулкам с сыном.
Я тоже женился, и супруга загрузила меня работой - налаживать семейный бизнес. Мы открыли кафе, оно популярно и по сей день. Вот только я уже не в хозяевах… Этот мучительный семейный круг (сейчас понимаю, что он был обречен) я решился разорвать лишь спустя 10 лет. Мне все казалось, что причина несчастливого союза лишь во мне. Ну есть во мне, думал я, какая-то ущербность, раз не получается жить уже во втором браке. В самом деле, в третий раз жениться, что ли?
Но жениться в третий раз все же пришлось. На своей первой жене...
Годы и расстояние между нами, извините за банальность, расставили все по своим местам. Подросший сын поначалу вверг меня в шок: это просто моя копия, только облагороженная внешней привлекательностью жены.
Она, как и я, не смогла обмануть судьбу – нелюбовь все эти годы просто терпела. А уважение, оказывается, тоже без любви немыслимо…
Она разошлась с мужем уже после нашей встречи – надо отдать ему должное: не стал чинить никаких препятствий, хотя узнал про нашу связь. Он по-прежнему остается отцом для Артура, они встречаются раз в неделю. И в этом нет ничего для меня мучительного: это его право и моя ошибка. Однако его фамилию сын не взял. Меня подросток избегает, но я уверен, что все со временем наладится. И если он считает отцом совсем другого человека, то внуки-то будут мои. Хотя почему только внуки?