Его все так и звали - Князь. Не в пример бывшему попечителю Эваресту Андреевичу Груберу он был превосходно воспитан и принадлежал к самому высшему петербургскому свету. Был со всеми любезен и вежлив, держал себя всегда непринужденно и ровно. Вечера проводил в Дворянском клубе, играя в карты, и никогда не расставался со своим моноклем в правом глазу.
Высок ростом, тучен, с печатью лени и усталости на лице. На самом деле это был человек живой, даже весьма подвижный, очень разговорчивый. Примером сему могут служить его занятия одним из самых значительных и загадочных памятников Древней Руси - «Словом о полку Игореве».
Считая свое назначение попечителем временным и для своей карьеры проходным, князь Павел Петрович прибыл в Казань без жены, детей и обычного скарба. Поселился в университетском доме, который в нынешних справочниках зовется Ректорским.
К обязанностям попечителя учебного округа Павел Петрович относился добросовестно. Профессора были у него желанными гостями, и он постоянно совещался с ними по университетским делам, ибо время было достаточно смутным. Собирал он у себя по вечерам учителей гимназий - за чаем Князю проще было узнать чаяния школ и училищ. Дворянство этими вечерними посиделками у попечителя было немного смущено, зато продвинутая молодежь просто восторгалась такой невероятной доступностью и доброжелательностью камергера.
Князь разрешил студентам завести факультетские частные библиотеки, куда книги покупались студентами самостоятельно и по своему усмотрению; кассы взаимопомощи; студенческий суд, который был зачастую покруче суда университетского совета; читальную комнату, где были собраны лучшие российские книги и журналы.
Он прощал молодым то, что никогда не простил бы людям зрелого возраста. Например, знаменитую «Куртинскую панихиду» 1861 года, когда студенты (в пику дававшемуся в тот же день казанским дворянством обеду в честь графа Апраксина, усмирившего восставших в селе Бездна крестьян) отслужили в церкви Ярославских Чудотворцев на Арском (Куртинском) кладбище панихиду по «невинно убиенным» крестьянам и провели прямо в церкви сходку, едва не вылившуюся в общегородскую демонстрацию из-за пламенных речей прямо с церковного амвона временного преподавателя университета по кафедре русской истории взбалмошного Афанасия Щапова.
Студентами и Щаповым, умудрившимся в своей заупокойной речи выкрикнуть несколько лозунгов типа «Да здравствует демократическая Конституция!», заинтересовалось Третье отделение. В Казань специально для расследования «дела о Куртинской панихиде» был прислан генерал-адъютант Бибиков, который, разобравшись, кто всему заводчик, требовал заключения Щапова в Соловецкий монастырь. Студентам-заводилам грозила солдатчина. Но Вяземскому удалось спустить дело на тормозах.
В конце 1861 года попечительство Вяземского окончилось, и он с удовольствием снялся из Казани в свой Петербург. Профессура и студенчество очень сожалели об этом, и еще долго в читальной и курительной комнатах старшие студенты вспоминали Князя и его неизменный монокль в правом глазу.
Леонид ДЕВЯТЫХ.
