Оно так и называлось - "дело о колдунье", породившее сто лет назад, как писали казанские газеты, "тысячи толков в местном обществе", главным образом, конечно, в среде "дамскаго элемента".
А история в общем-то была простая. Жила себе в Казани дочь рыботорговца именем Пелагея. Жила скромно и замкнуто, как положено доброй девице из семьи старообрядцев-беспоповцев поморского толка, коих в Казани проживало предостаточно.
Воспитание получила, так сказать, домашнее: читать-писать выучилась - и довольно.
А как стукнуло Пелагее семнадцать годочков, отдал ее отец за своего знакомого богатого промышленника Бушкова, часто бывавшего по делам торговым на Казани, а по духовным - в доме молельном на Булаке, ибо веры был Бушков того же толка, поморского, Данилой Викулиным две сотни лет назад заведенного.
Бушков привез ее в свое село Турек Вятской губернии, и через год она родила ему сына, а еще через год - дочь. И вот через пятнадцать лет замужества стала Пелагея сомневаться в верности мужа из-за частых его отлучек. И надо сказать, небезосновательно.
Обратилась к ворожеям да гадалкам: помогите, мол, мужа сильнее к себе привязать. Те ответили:
- Поможем, - и надавали ей нашептанных да наговоренных порошков и настоек: - Ты их в кушанье-питье мужнино подмешивай, он к тебе и проникнется.
Не проникся, ибо не стала Пелагея порошков сыпать да настоек подливать - не дай бог потравится еще. А в сентябре 1903 года приехала Пелагея Васильевна в Казань - дочка ее тут в частной гимназии училась на полном пансионе. Поселилась на Воскресенской в "Европейских" номерах. И свела ее нелегкая с горничной, которой Пелагея Васильевна по простоте душевной открылась.
- Значит, гуляет твой хозяин, - посочувствовала горничная. - Все они, мужики, такие: пусть похуже, да не свое. Ничего, найдем на него управу. Тут знаешь, ворожея одна имеется - самая что ни на есть колдунья, с нечистой силой знается. К ней многие из городу ходют, даже барышни настоящие бывают и гимназистки. Недавно вот Марфа Щетинкина была, купчиха-миллионщица, а третьего дня, сказывают, сама вице-губернаторша ее к себе на дом призывала, во как!
- А как зовут ее? - спросила Пелагея.
- Наталией Александровой кличут. Хошь, сведу тебя с ней?
- Хочу, - немного подумав, ответила Пелагея.
Колдунья оказалась женщиной лет сорока с небольшим, с хищным носом и выпяченными вперед тонкими губами, что придавало ей сходство с птицей.
"На ворону схожа, - подумала еще Пелагея. - Наверное, такими колдуньи и бывают..."
Взгляд Наталии Александровны был быстр и колюч, отчего в глаза ей смотреть не хотелось. Да этого, собственно, и не требовалось. Необходимо было другое...
- Так што первый-то раз, когда они, Бушкова то есть, приехали ко мне, я им погадала на картах, - показывала позже на суде "колдунья". - Они говорят: нам-де этого мало. Им, стало быть, надобно было муженька свово, который пить-гулять начал, от водки и баб отвадить и к себе взад воротить. Чтобы, значит, промеж них обратно любовь была, как преж того было. Ну, вижу, они совсем неблагоразумныя. Я им говорю, стало быть, что сила нечистая, с которой я-де в тесных состою сношениях, воздействует через деньги и драгоценныя вещи...
Пелагея показала "колдунье" сорок рублей и два колечка с бриллиантами - все, что у нее с собой было. "Наталия Александровна" сходила куда-то и вернулась с небольшой шкатулкой.
- Клади сюда, - сказала она голосом, не терпящим возражений.
Пелагея положила кольца и деньги в шкатулку. "Колдунья" заперла ее, отдала ключ и велела выйти из комнаты.
- Мне надо пошептаться с нечистым, - сказала она.
Через какое-то время позвала Пелагею, отдала ей шкатулку и взяла себе ключ от нее, заявив, что общение с нечистым состоялось и "процесс пошел". Не велев открывать шкатулку год и месяц, ибо в противном случае "и муж разлюбит, и обоим вам головы не сносить", она распрощалась.
Таких сеансов было не один и не два, в результате чего в шкатулки разной величины, которые впоследствии будут фигурировать в качестве вещественных доказательств и займут на судебном процессе два (!) особых стола, было переложено из рук Бушковой драгоценностей на десять тысяч рублей, восемь тысяч рублей серебром и пять выигрышных банковских билетов.
"Колдунья" буквально по пятам следовала за Бушковой: приезжала не раз в село Турек, ездила вместе с ней в качестве "чулочницы" в Саратов и иные города и вытащила из Пелагеи Васильевны все что у нее было.
Как-то раз Бушковой понадобились ее вещи, да и срок некоторых шкатулок истек. И она попросила "Наталию Александровну" дать ей ключи. Та как можно дольше тянула время, потом стала избегать клиент-ку, а вскоре и вовсе пропала.
Наконец-то в душу Бушковой вкрались сомнения. Она решилась самостоятельно вскрыть шкатулки в присутствии свидетелей. Конечно, ни денег, ни драгоценностей в них не оказалось. На дне шкатулок лежали лишь кусочки сахара, мелкие камешки, пуговицы и медные монеты. Поняв, каким образом одна-две вещицы из запертых шкатулок, которые находились у нее, пришли ей по почте, что она приписывала действиям нечистого, Бушкова грохнулась в обморок.
Казанский полицмейстер Павел Борисович Панфилов, отличившийся год назад поимкой преступников-святотатцев, похитивших чудотворную икону Казанской Божией Матери, выслушал Пелагею Васильевну очень внимательно. Затем секретарь принес несколько фотографических карточек, на одной из которых Бушкова узнала "Наталию Александровну". На обороте карточки было написано: "Ксения Тимофеева Подпругина, рецидивистка. Аресты за кражи, растрату чужаго имущества, мошенничество и оскорбление чинов полиции. Лишена всех особых прав и преимуществ".
Да, это была штучка! Несколько тюремных ходок, один побег. Первая сидка - 1888 год. Словом, дамочка с богатым прошлым. И с не менее богатым настоящим.
Типичная обитательница пригородной слободы, целыми днями грызущаяся со своими соседками и промышлявшая всем, что могло принести копейку.
Муж из цеховых, бьющий ее в кровь по пьяной лавочке по воскресеньям и празд-никам.
Воровство - полицейский участок - тюремные университеты, где и был приобретен опыт...
Ее взяли в Астрахани. При обыске были найдены только залоговые квитанции из ломбарда.
Шестого сентября 1905 года с раннего утра у здания окружного суда уже стояли группки дам, девиц и их кавалеров, то и дело спрашивавших у швейцаров и судебных курьеров:
- А что, о колдунье сегодня будет разбираться дело?
- А ее привезли уже?
- А где колдунья-то? Нельзя ли ее увидеть?
О "колдунье" говорила вся Казань. Она, как писал один из казанских литераторов, "долгое время служила объектом для всевозможных догадок, споров и толков в местной публике - преимущественно среди ея прекрасной половины; похождения которой нередко и горячо обсуждались в лучших гостиных города".
Назывались десятки известных в обществе имен, которые будто бы пользовались услугами "Наталии Александровны", перечислялись ее "чудеса". Так рождалась легенда, еще долго бытовавшая в городском фольклоре...
Зал уголовных заседаний суда был полон. Преобладали шляпки, платки и местная интеллигенция.
- Слушается дело о лишенной всех особых прав и преимуществ Ксении Тимофеевой Подпругиной.
Зал замирает.
- Введите подсудимую!
Все взоры устремляются к узенькой дверце, ведущей на скамью подсудимых. Двое конвойных вводят "колдунью". Землистого цвета лицо, взор потуплен, руки смиренно сложены на животе.
- Колдунья... - проносится по залу. - Колдунья...
Женщина набожно крестится на образа раз, другой, третий, быстрым взглядом окидывает скамью присяжных заседателей, садится и начинает шептаться с защитником.
- Признаете ли вы себя виновной в том, что обманом присвоили деньги и драгоценности истицы Бушковой?
- Так што, нет, не признаю. Не брала я у их, то есть Бушковой, обманом никаких драгоценностев и денег. Сама я им деньги доставляла, по ихней просьбе, как они связалися со своим кучером...
Подпругина все валила на потерпевшую и защищалась более сама, нежели при помощи присяжного поверенного. Защищалась агрессивно, не оправдываясь, но нападая. Как привыкла. Как научила ее жизнь.
- Это они сами мне дали вещи на заклад, чтобы я им деньги доставила. А обвинение все ими, Бушковой то есть, подстроено, чтобы, значит, заложенные вещи обратно вернуть без выкупа...
И уже оправдывалась потерпевшая, обливаясь слезами и еле держась на ногах:
- Я никогда не нуждалась в деньгах, все это ложь, ложь...
Обвинительный вердикт присяжных гласил: тюремное заключение на полтора года. Просьба подсудимой о снисхождении была отклонена.
Так закончилось шумное дело об эксплуатации невежества и доверия другим невежеством, что и по сей день можно видеть едва ли не на каждом шагу.
Леонид ДЕВЯТЫХ.
