Двор моего детства

Тогда его никто не называл «сталинка». И слово «дом» было теплым и значило больше, чем сооружение в несколько этажей, в котором у тебя есть место для проживания. Каждый подъезд имел два входа, парадный и черный. Последний был еще не забит наглухо пятнадцатидюймовыми гвоздями и летом был открыт настежь. Он выходил во двор, большой и зеленый, с огороженным участком для детского садика. Мы, ребятня, живущая в этом доме, знали друг друга, и все знали нас. Любой из взрослых мог сделать нам замечание, и мы беспрекословно подчинялись им. Огрызнуться не приходило даже на ум. Не говоря уж о том, чтобы послать куда подальше, что теперь можно услышать даже от дошкольника.

Ребятня постарше играла во дворе в лапту - я застал еще эту старинную русскую игру, которая сегодня напрочь забыта. Потом ее сменил «чиж», тоже канувшая в лету мальчишеская игра. Ею я наигрался всласть. А вместе с девчонками, теми что побойчее, мы играли в штандер, когда нужно было, лежа на спине или сидя на пятой точке, отбивать брошенный в тебя водящим мяч. Только ногами. Попадание в любую иную часть тела означало, что ты попался. И теперь тебе водить.

Немного подрастя, я получил возможность посещать «штаб» - землянку с шатровой крышей, где собирались «старшие» ребята, уже не первый год ходившие в школу. «Штаб» был устлан ветками, невесть откуда взявшейся соломой, и в нем можно было совещаться четырем-пяти человекам. В нем также проживала пара-тройка щенят, погладить которых считалось привилегией.

В середине шестидесятых появилось новое увлечение: ходить в кино. Напротив нас был небольшой и уютный кинотеатр «Костер», ежедневное посещение которого, особенно в летние каникулы, считалось обязательным. Билет стоил десять копеек. Такая сумма имелась не у каждого пацана, но ее можно было выиграть в чику или пристенок. Мне особенно везло в чику, и зачастую брошенная мной битка была ближе всех к черте, что означало: разбивать кон мне первому. А иногда, точно прицелившись, я и вовсе попадал в стопочку меди, что давало право сразу ее забрать. За это меня называли «целким», то есть метким. Словом, на кино и даже на мороженое можно было выиграть.

В семидесятые, уже в новом дворе на Краснококшайской, куда мы переехали, стояли турник, теннисный стол и скамеечки, на которых сидели ожидающие своей очереди «на победителя» игроки. Играли в теннис каким-то костяным шариком (чтобы не сдувал ветер), и его попадание, скажем, в лоб гарантировало внушительную и больнючую шишку. Зимой во дворе обязательно заливался каток, и мы за неимением настоящих клюшек играли выброшенными после Нового года тонкими стволами елок, конец которых стягивался веревкой в крюк.

Но главным показателем наличия во дворе настоящей и сплоченной компании была гитара. Было время, когда едва ли не каждый двор имел штатного гитариста, пользовавшегося необычайной популярностью. Как гармонист на деревне. Его выхода ждал весь двор. Ежели такового не было, гитариста приглашали или брали напрокат из соседнего двора, чтобы послушать песни, что были тогда на слуху. И в одном дворе вечерами слышалось про сына или дочь прокурора, казненных ни за что ни про что по настоянию их отца, в другом - про жившего в Одессе рыжего паренька, ездившего в город за арбузами, а в третьем звучала переложенная на русский язык песня популярного тогда Тома Джонса про шарманщика и его дочку:

И хор от пяти до полутора десятка голосов независимо от того, вечер был или уже ночь, затягивал: