Валентине Нечаевой вот уже какую ночь подряд снился один и тот же бесконечно утомительный и ужасно нудный сон. Часто просыпаясь темными ночами и смахивая теплой ладонью со лба крупные капли пота, Валя долго лежала в темноте, усердно изучая длинные узорчатые тени на стене, которые отбрасывал старый дедушкин тополь в крошечном палисаднике.
На первый взгляд сон был как сон, как может быть сотни и тысячи других подобных ему...
Солнце медленно, но верно клонится к западу. Полагая, что лес скоро кончится, она бредет по извилистой тропинке, придерживаясь, как ей кажется, правильного направления. Идет уже довольно давно, а лесу не видно конца. И вдруг лесная тропинка круто поворачивает влево и упирается в большой осиновый крест. Около него стоит забытая кем-то большая берестяная корзина с наглухо закрытой крышкой. Женское любопытство берет верх, и она пытается откинуть тяжелую крышку. Это ей почти удается, но неожиданно где-то рядом раздается громкий плач ребенка, и... она просыпается в холодном поту. И так почти каждую ночь.
Вообще, надо сказать, Валя Нечаева была человеком страшно невезучим в жизни. Нет, невезучим не в глобальном смысле больших и серьезных проблем, а так, по мелочам. Но таких мелочей было много. Она то и дело теряла деньги, документы, различного рода сумочки и носовые платки. А бывало и так, что еле-еле приползала с работы на сломанных каблуках и в одежде, которая почему-то трещала по швам от первого же к ней прикосновения. Так продолжаться могло бы, наверное, очень долго, если бы однажды Вале на глаза случайно не попалась чуть помятая страничка из газеты: «Потомственная ясновидящая Ариадна восстановит супружеские отношения по памяти, устранит соперницу, предскажет судьбу, а также разгадает различные сны».
«Пойду, - решила Валя. - Уж от навязчивого сна мне точно поможет избавиться».
Небольшая полутемная и полупустая комната на первом этаже старого купеческого особняка производила довольно странное впечатление. Узкие окна-бойницы почти не пропускали солнечного света. Длинные стеариновые свечи на полированном журнальном столике отбрасывали на стены причудливые тени. На большом кожаном диване в углу комнаты сидела еще не старая женщина, до самых глаз укутанная в большой цветастый платок с кистями.
- Пришла-а, - протянула она глухим голосом. - Знаю, знаю твою печаль и про сон кошмарный тоже все знаю. Беда тебе грозит, молодка, да это дело поправимо. А ключи-то от твоей квартиры где?
Валя аж вздрогнула от неожиданности: «Откуда она все может знать про нее, эта странная женщина?» А ключи она действительно потеряла три дня назад, когда как угорелая собиралась утром на работу, забыв с вечера завести будильник.
- Найдутся ключи, не боись. И беда пройдет, - опять заговорила женщина на кожаном диване. - А теперь ступай! Всякую беду надобно встречать с высоко поднятой головой. Что же до сна, то корзина в нем есть беда твоя, а крест - судьбина. Все, ступай.
В старом почтовом ящике с облупившейся краской призывно белел уголок долгожданного конверта.
«От Саши письмо, наконец-то увидимся», - с радостью подумала Валентина. Муж Вали, старший помощник капитана сухогруза «Стремительный» Александр Нечаев, уже полгода находился где-то у далеких берегов Америки и письмами Валю радовал довольно редко.
«Скоро приеду, - писал муж. - Судно встает на капитальный ремонт, а это не меньше чем года на два, а может, и на три. Так что будем с тобой, Валюша, вместе долго-долго».
Теплый весенний день медленно угасал. Аромат смолистых почек стекал на землю вместе с прохладой приближающейся ночи. А статный красивый мужчина в форме офицера флота и маленькая смешливая женщина рядом с ним все бродили и бродили под звездами, и под их ногами шуршали прошлогодние листья...
Утром у Валентины поднялась температура. Приехала «скорая», и мир молодой женщины сузился до размеров палаты небольшой больницы на самой окраине города. Инфекцию Нечаева переносила тяжело. Когда юная медсестра вносила в палату пол-литровую банку с торчащим из нее букетом градусников, Валя уже знала, что столбик термометра и сегодня замрет на отметке 38 градусов. Каждый день Вале делали уколы, а горло постоянно сжигал очень сильный антибиотик с труднопроизносимым названием. Не успела Валентина выйти из больницы, как гром среди ясного неба грянула беременность. Приговор врачей был неутешительный: «Данный антибиотик, возможно, негативно отразился на будущем ребенке. И поэтому беременность в вашей ситуации крайне нежелательна». Нужно было срочно что-то решать. И женщина смалодушничала. Ей сделали мини-аборт.
«Вот она! Вот она, беда, - думала ночами Валентина, уткнувшись в уголок подушки и изо всех сил стараясь сдержать слезы, душившие ее. - Не зря говорила колдунья про беду-корзину и крест-судьбу на моей тропе. А ключи? Что у вещуньи про ключи было? «Найдешь ключи, и беда исчезнет», - так, кажется?»
Утром Валя буквально боялась выйти на улицу. Навстречу ей почему-то попадались одни беременные или же молодые мамы с маленькими детьми. Так продолжалось несколько дней. Однажды, опираясь на сучковатую палку, подошла к Вале старая женщина с узким морщинистым лицом и, буравя Нечаеву долгим внимательным взглядом бесцветных глаз, прошамкала беззубым ртом:
- Вижу, вижу, как мучаешься, вижу слезы твои чистые да прозрачные. Чо думашь, штупай в церковь и помолишь. Три службы отштои, три дня ровно к Гошподу нашему на поклон ходи. День пропуштишь, опять три дня кряду ходи и молишь, молишь Гошподу нашему, Шпашителю.
- Спасибо, - только и успела пролепетать Валентина, как женщина, стуча палкой, исчезла в уличной толпе.
Забеременела Нечаева практически сразу. Теперь ее дочери три с половиной года, и хотя она очень болезненный ребенок, Валя на малышку не нарадуется.
А безвозвратно канувшие в Лету ключи от квартиры нашлись ровно через три дня после того, как благодушно настроенный доктор с добрыми солнечными морщинками вокруг глаз сообщил Валентине Нечаевой радостную весть о долгожданной беременности.
