Она чувствовала, предчувствовала, догадывалась, а если сказать точнее, то знала. И только нежелание рушить жизнь заставляло ее загонять свои эмоции куда-то в глубину сознания, хотя Соня понимала, что не сможет долго контролировать такое состояние. Точка кипения, способная поднять тяжелую крышку кастрюли, была близка. И было сложно представить, к каким последствиям мог привести выплеск пара: то ли к легкому покраснению, то ли к ожогу четвертой степени. Соне казалось, что будет что-то ужасное, близкое к катастрофе, и она все чаще с тоской оглядывала любимую квартиру, где каждый уголок был доведен до совершенства ее руками, ее фантазией, ее способностью нести в жизнь красоту. Здесь присутствовала особая аура, и именно с ней Соня и не хотела расставаться.
Муж был военным, и предыдущие квартиры имели запах казенщины, чего-то чужого, тех людей, что жили здесь до них. Эта же квартира была первой собственной, и поэтому так дорога. Соня ловила себя на том, что останавливалась перед какой-то безделушкой, брала ее в руки и окуналась в воспоминания. Уходила в ту жизнь, где не было удобства, комфорта, но была любовь, незаметно перешедшая в чувство привязанности, уважения, и, самое главное, чувство надежности. Они с мужем понимали друг друга не то что с полуслова, а с полунамека, полуоборота головы, а иногда и предугадывали мысли друг друга. Сейчас все это стояло на краю пропасти, не имеющей дна. Не было ни страховочного пояса, ни чьей-либо поддержки, а было только чувство безнадежности…
Соня узнала, что у мужа появилась другая женщина. Подозрения подкрались незаметно. Сначала она о них не догадывалась — они просто откладывались и копились у нее в душе. Но один эпизод что-то всколыхнул, и весь накопленный опыт вырвался наружу. Соня стала сопоставлять, анализировать, укладывать все в цепочку, которая оказалась достаточно длинной. Сначала она не могла понять, почему так долго не видела очевидного, но потом поняла, что-то самое чувство надежного плеча притупило бдительность. Соня была слишком уверена в человеке, с которым пережила так много, начиная женой молодого лейтенанта, оказавшейся в глухомани сибирской тайги. Будучи любимой женщиной капитана в зоне вечной мерзлоты. Супругой майора, незаслуженно обвиненного в растрате государственного имущества, потом реабилитированного и полностью восстановленного в правах. Ей было трудно понять, что такое могло лежать на другой чаше весов, что оказалось способным перевесить их прожитую вместе жизнь.
Решив отвлечься, Соня стала вытирать пыль на книжных полках и наткнулась на письмо, лежавшее между книг. Она повертела конверт, на котором не было ничего написано, и вытащила листок, заполненный мелким убористым почерком с обеих сторон. Текст начинался словами: «Здравствуй и до свидания, вернее, прощай!». Получалось, что письмо адресовано неизвестному получателю, но Соня сразу поняла, что оно написано для мужа. И тут же угрызения совести, правила приличия — все отодвинулось куда-то далеко… Она читала залпом, не останавливаясь на некоторых словах, написанных неразборчиво. Смысл был понятен и так.
Незнакомая женщина писала о своей любви, испытанном счастье. Счастье, подаренном судьбой. А подарком судьбы и был муж Сони — полковник в отставке Федор Михайлович, в чем уже не оставалось сомнений. Все, что описывала незнакомая женщина, было хорошо знакомо Соне, знавшей его привычки и вкусы лучше всех. Она застонала, читая строки о некоторых подробностях их любовных утех, но чтение не прекратила, делая все на одном дыхании, и, только дочитав до конца, выдохнула. Потом залпом выпила стакан воды и стала перечитывать последние строчки: «Может быть, кто-то посчитает меня глупой, сказав, что человек не должен отказываться от своего счастья, и будет прав, не предполагая, как я с ним согласна. Но наше (или мое) счастье не было полным. Наверное, я максималистка и мне нужно или все, или ничего. Мне не нужно половинку, а точнее говоря, одну треть. Мне этого мало. Ведь, что бы ты ни говорил, что бы ни делал, ты всегда думал о ней, о своей Сонечке. Я была глупа, решив, что моя молодость, моя страсть могут перевесить все то, что было между вами. Ведь между вами ваша жизнь, а между нами только широкая кровать моей спальни. Меня не ищи, да я думаю, что ты и не будешь. Я тебя отпускаю, и ты можешь сбросить груз. Да, да. Груз, невидимый никому, кроме меня. Ты не был свободен и, по-моему, сам не хотел свободы, не сознавая и не признаваясь в этом. Прощай. Фраза из сказки об усах, по которым тек мед на свадьбе, не сложилась».
Соня положила письмо на место. Окружающий ее мир померк, потерял все краски. Спустя какое-то время, она позвонила подруге:
— Варя, привет! Ты завтра на работу с утра? Нет. Вот и хорошо. Я приеду, и мы с тобой полночи проболтаем. Помнишь, как раньше? Нет, у меня все хорошо. Правда, правда. Просто захотелось. Федор? Нет, он не будет против.
Она набрала еще один номер:
— Федя, позвонила Варя. Просит приехать. Не знаю пока зачем. Я у нее переночую. Ужин погреешь. Не могу же я ее бросить, если ей нужна помощь. Тон? Нормальный тон. Чем тебе мой тон не понравился? Холодный? Тебе показалось. Все. Я уехала.
Сев в машину, Соня уронила голову на руль и разрыдалась. Решение позвонить подруге было импульсивным, неосознанным, но правильным. Находиться в квартире, где лежало письмо, она просто не могла. Прорыдав минут десять, Соня так же внезапно успокоилась, достала косметичку, привела себя в порядок и включила любимую музыку.
Варя долго и внимательно вглядывалась в лицо подруги:
— Я что-то не понимаю. Твой визит должен иметь причину, но…
— Я просто соскучилась.
— Ладно, не настаиваю. Захочешь, расскажешь, нет — не надо. Сама решай.
— Я уже сегодня приняла решение.
— И?
— Ставь чай. И придумай причину, по которой ты меня позвала к себе.
Утром, вернувшись домой, Соня сразу подошла к книжной полке. Письма на месте не было. На столе лежала записка с одним единственным словом «Прости»…
Лариса КУЛАХМЕТОВА-РОМАНОВА
