Пахло в деревенском доме не мандаринами и печеньем, а старыми книгами и тишиной. Ленару было девять, но за его плечами уже лежала пропасть - та самая, что остается после внезапной темноты, скрежета металла и долгого белого больничного молчания. А следом за ними - осознание, что мамы и папы больше нет.
Елку - колючую, пахучую, с ледяными иголками - принес из леса участковый дядя Володя. Поставил в углу и зачем-то извинился: «Простите, Анна Петровна, что не очень пушистая». Бабушка, вполне моложавая и крепкая женщина, кивнула сухо, будто приняла донесение. Украшать ее не хотелось. Анна Петровна смотрела на мишуру как на беспорядок.
Она не знала, как говорить с внуком. Он не приезжал к ней на лето, их общение укладывалось в редкие звонки и скупые вопросы: «Учишься? Молодец, расти большой». А теперь он был здесь - тихий, с огромными глазами, в которых застыл немой вопрос. Она же не могла ответить. Собственная боль по дочери была тяжелым камнем в груди, и Анна Петровна боялась, что любое неловкое движение обрушит эту ношу на хрупкие плечи мальчика.
Поэтому она просто делала то, что умела: варила щи, мела полы, ворчала на метель за окном. И не слишком следила, чем Ленар занимается на улице. А он ходил по заснеженной деревне, молчаливый, как тень.
За неделю до праздника у калитки появилась собака. Худая, лохматая, цвета снега с грязными серыми пятнами. Ленар, которому так не хватало тепла, уже на следующий день стал тайком выносить ей остатки бабушкиных щей. Назвал ее Снежинкой.
Бабушка каждый раз, увидев ее в окно, выходила на крыльцо, стуча палкой.
- Кыш! Пошла отсюда! Под Новый год еще не хватало таких гостей!
Собака отбегала, но недалеко. Она садилась у соседского забора и ждала. А из-за забора за всем наблюдал Николай Иванович - седой сосед-пенсионер, чей дом стоял напротив. Он молча кивал Ленару, когда мальчик крался с миской. Однажды, когда бабушка ушла в магазин, он вышел и сказал тихо: «Эта собака тут с осени крутится. Подкармливал ее, пока не прибилась к вам. Умная, видно, сердцем чует, где ее ждут».
Ленар только молча потупился. Он не верил, что его здесь кто-то ждет.
Анна Петровна однажды перебирала старый альбом, пытаясь найти фотографию дочери. Из пожелтевших страниц выскользнул снимок и упал к ногам Ленара. На нем была молодая улыбчивая Анна, а рядом - огромный лохматый пес с умными глазами, положивший ей на плечо голову. Ленар замер, разглядывая.
- Это… Топик был, - хрипло сказала бабушка, не глядя на внука. - Заболел он…
Она сунула снимок обратно и захлопнула альбом. Давняя боль потери, первая в жизни, но не последняя. Теперь вот еще и дочь. Сердце, что закрылось однажды, теперь захлопнулось наглухо.
Канун праздника выдался снежным. Ленар гулял у пруда, увидел у мостка сверкающую сосульку - точь-в-точь как на открытках. Потянулся, сорвал, но поскользнулся на обледеневшей доске и с глухим треском провалился под тонкий лед. Крик его заглох в завывании ветра. Но его услышала увязавшаяся следом Снежинка.
Она помчалась к дому, залаяла у двери, отчаянно скребя лапами. Когда испуганная Анна Петровна выскочила на крыльцо, собака схватила ее за толстый подол ватника и потащила к реке, к той черной дыре, где барахтался, хватаясь за скользкий край полыньи, слабеющий внук.
Руки Анны Петровны, крепкие, жилистые от работы, действовали автоматически. Она сломала хрупкую от мороза длинную ветку, легла на лед, протянула ее Ленару. Снежинка в это время, лежа на брюхе, держала мальчика за рукав, не давая уйти под воду. Вместе они вытянули Ленара. Потом Анна Петровна тащила его на себе до дома, бормоча сквозь слезы и одышку: «Держись, родной, держись…»
Всю ночь она растирала его спиртом, отпаивала горячим чаем с малиновым вареньем, укутывала во все одеяла, что были в доме. А Снежинка лежала на коврике у раскаленной печки.
- Ну, погрелась, и будет с тебя, - сказала строго бабушка утром, избегая смотреть на собаку. - Дворовая ты, место твое на дворе.
Но в голосе ее уже не было прежней твердости. А после полудня она вдруг полезла в старый сундук и достала оттуда хрупкую елочную игрушку - стеклянную собачку с грустными глазами. Молча повесила ее на колючую елку.
В новогоднюю ночь Ленар уснул еще до боя курантов. Анна Петровна выглянула в окно и замерла. За день навалило мокрого снега, и вьюга не унималась. В сугробе у калитки, прижав нос к лапам, лежала Снежинка. Промокшая и продрогшая, собака даже не пыталась встать. Бабушка выбежала во двор в чем была, откопала ее и завела в избу, прямо к печке.
- И правда в снежинку превратишься в этакий снегопад, - бормотала она, укутывая дрожащую собаку старым пледом. - Совсем с ума сошла… И ты, и я.
Утром, когда метель утихла и солнце ослепительно брызнуло на искрящийся снег, пришел Николай Иванович. Он нес в руках широкую лопату.
- Откопать пришел старую затворницу и героя, - улыбнулся он с порога.
Увидев собаку на теплом коврике, сладко спящего у печки Ленара и Анну Петровну с чайником в руках, он не удивился, а лишь мудро прищурился.
- Ну вот, Анна Петровна, и у вас теперь полноценный новогодний экипаж. Мальчик, бабушка и вот эта… преданная душа. Правильно. Человеку нужен пес, а псу - человек.
Ленар, проснувшись, увидел чудо - возле елки, украшенной теперь не только стеклянной собачкой, но и гирляндой из фольги, мирно спала, свернувшись калачиком, отогревшаяся Снежинка. А со двора доносился стук молотка. Выйдя на крыльцо, мальчик замер: бабушка, кутаясь в платок, держала кусок рубероида, который Николай Иванович прибивал к фанерной коробке.
- Чтобы не мерзла больше, - буркнула Анна Петровна, встретив изумленный взгляд внука. - На первое время домишко будет.
Весна пришла неспешно. Когда снег сошел, бабушка как-то за завтраком сказала: «Новую будку сладим. Негоже в такой некрасивой нашей Снежинке жить».
Ленар просиял. Они вместе с соседом сколотили домик, утеплили его изнутри, купили ярких красок. Анна Петровна, к удивлению внука, вывела на стенке затейливые цветы и завитки. Ленар на другой стороне нарисовал бабушку с чашкой, себя в шапке-ушанке и Снежинку с бантиком.
Снежинке не терпелось пролезть в будку, она нечаянно наступила лапой на кисточку с краской. И на пороге ее нового домика отпечатался аккуратный четкий след. Бабушка и внук обвели его яркой краской.
- Теперь наш знак, - сказала Анна Петровна, кладя руку на плечо внука. - Знак, что мы все вместе.
