Училась у нас одна скромная девчушка. И росточка никакого, и внешности самой, что называется, среднестатистической. Только глаза у нее были какие-то особые. Необыкновенной синевы глаза. И смотрели они на мир так изумленно, что невольно притягивали к себе парней.
Об этой своей способности Людочка знала, поэтому старалась на всех подряд не смотреть, выработав привычку застенчиво отводить очи... И все же однажды наградила своим знаменитым взглядом самого красивого парня с нашего потока. Андрей упал к ее ногам как подкошенный.
Подробностей их бурного, но, к сожалению, короткого романа на курсе никто, кроме меня, не знал. Поэтому все удивились, когда увидели, как Людочку к институту подвозит на серебристом джипе какой-то громила.
В свои любовные переживания она посвятила меня одну. Нет, мы не были самыми близкими подругами, наверное, ей просто нужно было с кем-то поделиться, посоветоваться. А кому доверишь тайну, чтобы она не получила огласки на следующий день? Обо мне хотя бы закрепилась слава, что я могу держать слово. Людочка взяла с меня клятву, что я буду молчать ровно десять лет.
И вот - десять лет спустя - я могу сказать откровенно: Людочка, наша тихоня, задумала сногсшибательную каверзу. После трех месяцев безумств она призналась Андрею, что беременна. Но поскольку прекрасно понимала, что наш красавчик не сможет обеспечить их будущему малышу не то что безбедного, но просто элементарного существования (в Казани у Андрея не было ни жилья, ни влиятельных знакомств, а было лишь желание работать по специальности - увы, не самой высокооплачиваемой), Людмила решила выйти замуж за громилу.
Общего у них было только имя - он тоже был Андреем. Родился в богатой семье, все ему давалось легко. Он мог найти себе девчонку и покраше. Но вот запал на Людочкины глазки... И легко поверил, что ребенка она ждет именно от него.
Людочка пришла ко мне в тот вечер, когда Андрей-второй ей сделал предложение. И призналась, что любит Андрея-первого. А за громилу выходит из чистого расчета. С продуманным на сто ходов вперед планом.
- Ты считаешь, что я гадина? - спросила она, на самом деле терзаясь муками совести. В ее чертовских глазах блестели слезы раскаяния.
Ну как могла я ей сказать, что совесть дает ей верную подсказку? Нет, конечно, из женской солидарности я стала ее утешать, мол, ребенку нужны условия. Не жить же ей с нашим Андреем в общаге! Да и на что, спрашивается, жить?
Свадьбу Людочка сыграла сразу после «госов». Андрей-первый в тот день напился с горя - и больше мы его не видели. Говорили, что он уехал к себе на родину, в далекий райцентр. И с Людочкой мы после выпуска ни разу не встречались. Я поступила в аспирантуру, занялась диссертацией. Курс наш разбросало по жизни, перезванивались кое с кем, разве чтобы поздравить с Новым годом.
Но вот кому-то пришло в голову собрать всех наших через десять лет после окончания института. Я уже преподавала в нашей альма-матер, поэтому на меня повесили заботу всех обзванивать и договариваться с деканатом, чтобы разрешили собраться в одной из аудиторий. Разумеется, на встречу однокурсников не пришло и половины потока.
Людочка пришла с Андреем. Ее, конечно, было не узнать. Прикид, прическа, макияж сделали нашу скромницу почти неузнаваемой. Я поначалу удивилась, что нужно в нашем факультетском коридоре этой светской львице, которая меня окликнула по имени?
Андрей-первый рядом с ней казался как-то ниже ростом, правда, шире талией. Нет, он не растолстел, как некоторые наши ребята, а как-то расползся в боках, размяк. На затылке проступила не по возрасту широкая проплешина. Голос его утратил звонкость, стал резким и громким.
После первых узнаваний, приветствий и объятий стали решать, куда пойти. Ресторан, посчитали, дорого, сидеть в аудитории с магазинными салатиками и пластиковыми стаканчиками, наоборот, как-то дешево. И тогда Людочка предложила: «А пойдемте к нам!»
Пока спускались, она куда-то позвонила - и на выходе нас уже ждала совершенно пустая маршрутка, сменившая аншлаг с номером на табличку «По заказу». Людочка отвезла нас в район престижных новостроек, где в малоэтажном квадрате занимала одну из лучших пятикомнатных квартир на втором этаже. Окна спальни глядели на Кремль, столовая и гостиная выходили во внутренний двор, огороженный и охраняемый. В общем, чудно устроились.
Пока ребята курили в лоджии, девчонки с кухни таскали на стол тарелки с закусками. На какое-то время мы с Людочкой остались вдвоем на кухне, и она повторила вопрос, который уже когда-то мне задавала:
- Ты считаешь, я гадина? - и, оглянувшись на дверь, не подслушает ли кто, продолжала, понизив голос. - Ну да, это все я отсудила при разводе. И еще дачу на том берегу Волги. И машину, хотя она уже старая. Главное, Максимка по отчеству так и остался Андреевичем, а при рождении я сразу записала его в свидетельстве на свою фамилию. Ладно, когда все разойдутся, останешься мне помогать с посудой? Тогда и поговорим. А пока никому...
День выдался шумным и в целом веселым, только Андрей что-то быстро опьянел. И с каждой новой рюмкой он становился все развязнее и неприятнее. Пытался клеиться ко мне, потом стал приглашать на танцы всех девчонок. Однако быстро всем надоел и был уведен в спальню.
Разошлись все лишь к полуночи, Людочка меня оставила ночевать. Мы сгрузили грязные тарелки и фужеры в посудомоечную машину и сели пить на кухне кофе. Рассказывать она начала без приглашения, ей снова не терпелось выговориться.
Со вторым они жили, в общем, дружно. И повод для развода пришлось подыскивать не год, не два. Бывали дни, когда Людмила уже сама не верила, что ей действительно необходимо развестись, чтобы стать свободной и найти Андрея-первого.
А тот однажды пришел к Людмиле, когда она гуляла во дворе с Максимкой. И сразу выпалил:
- Похож!
Сын в самом деле был похож на первого. И этого лишь второй не замечал. Поэтому так и не понял, зачем Людмиле надо было на корпоративной вечеринке приревновать его к супруге шефа...
И вот они живут в квартире Андрея-второго, отдыхают летом на его даче, куда ездят на его машине, живут на широкую ногу (не свою). Правда, живут не расписанные, чтобы не лишиться сказочных алиментов.
Я не стала спрашивать, что они собираются делать, когда серебряный дождь иссякнет. Лишь напомнила, что десять лет прошло - и теперь я вольна рассказать эту историю всему свету.
Ольга ГАРПИНСКАЯ