Мужчина позвонил в редакцию сам и сказал, что он постоянный подписчик нашей газеты, бывший рабкор заводской многотиражки и хочет поделиться воспоминаниями о своей нелегкой жизни.
Судьба
- Мне не было еще 12 лет, когда объявили о нападении на нашу страну гитлеровской Германии. Помню, как трудно пережили мы эти годы в маленьком городке на Волге Куйбышеве, ныне Болгаре. Отец работал в пожарной части, был печником и плотником, имел бронь. Но за опоздание его отослали строить лагеря под Казанью, это были так называемые первые лагеря. Призванные на фронт мужчины, прежде чем пройти курс молодого бойца, сначала обустраивали их, рыли землянки, строили хозблок. Мама, работавшая прачкой в госпитале, уехала с отцом. А я остался один: нужно было закончить учебу, чтобы после 7-го класса поступить в ремесленное училище.
Страшно остаться одному, да еще в военное время. Чтобы прокормиться, по весне собирал мерзлую картошку и пек себе лепешки из серой массы. После такого ужина забирался на печку с книгой и запоем читал при свете керосиновой лампы. Сдав экзамены за 7-й класс, уехал в Казань к отцу и матери. Продолжил учебу в ремесленном на штукатура-маляра только после войны. И всю жизнь проработал в строительном цехе на заводе «Вакууммаш».
Женился еще до армии. Служил под Москвой, был в армии медбратом при санчасти. Потом семья, дети, хозяйство... Не скрою, выпивал. До тех пор, пока жена не поставила ультиматум: или семья, или бутылка. В 39 лет бросил пить и курить. Как рабкор критиковал в многотиражке штурмовщину, выступал на заводских конференциях. С одной стороны, это приветствовали, с другой - за критику нередко попадало. Вместо критических заметок стал писать новеллы и невыдуманные рассказы. За них ко Дню печати всегда поощряли и вручали подарки, например, за фотоальбом «Дрезденская галерея». Два раза ездил за границу по линии профсоюза - в Венгрию и Финляндию. Хозяйка моя ушла из жизни три года назад. Внуков у меня четверо, все уже взрослые, есть и правнуки. Живу с 36-летним внуком. Он на работе, я дома по хозяйству. Варю, поджидаю внука с работы. Стараюсь собирать у себя всю свою молодежь. Вот вам мангал, говорю, приезжайте на шашлыки. Приезжают, не забывают деда.
Любимые животные
В коридоре что-то брякнуло. «Внук пришел?» - спрашиваю Василия Яковлевича. Нет, это зять, сейчас козу доить будет, пояснил он. Оказывается, кроме двух котят и свиней у них еще есть коза. Из холодного закута, где она живет, зять Леша пустил козу в прихожую. Белая, с длинной шерстью и небольшими рожками, перебирая копытцами, она доверчиво ткнулась в ноги Василию Яковлевичу. Знает, что хозяин приготовил для нее лакомство - капустную кочерыжку.
Пока символ года аппетитно хрустела, зять протер ей вымя, и первые струйки молока ударили в подставленное блюдо. Я ахала, устраивая козе фотосессию, а Леша разлил молоко по кружкам и поставил рядом с горячим чаем - угощайтесь!
- Он любит заниматься животными, - хвалил зятя хозяин. - С Гарифьянова приезжает сюда каждый день доить Машку. Три тюка сена ей купил. Еще у меня два поросенка есть. Сало сам солю, попробуйте.
В свои 86 лет Василий Яковлевич в хорошей физической форме, с прекрасной памятью. «Отца своего я по годам пережил, - рассказывает он, - а мама умерла в 90 лет». Несмотря на военное детство, трудности и лишения, живет ветеран интересно. Привитая школьной учительницей по литературе любовь к чтению обернулась писательским зудом. Из-под пера пожилого штукатура льются на бумагу щемящие строки о детских впечатлениях.
Из рассказа «Путешествие в детство»
«...И вдруг в наше счастливое безоблачное детство вторглось страшное слово »война«. Первым признаком надвигающихся бед стали проводы мужчин. На подводах ехали на пристань мобилизованные. На одной из них ехал мамин брат. Они с матерью обнялись, попрощались. С фронта он не вернулся, пропал без вести. С пристани ехали беженцы, потом в городе появились эвакуированные. Цены на базаре тут же подскочили вдвое, появились очереди за хлебом по карточкам. На ладони химическим карандашом писали номер.
Потом вместо хлеба по карточкам стали отоваривать овсяную муку с отрубями. Из них делали овсяный кисель, жидкий, потому что отруби замачивали несколько раз. Зима 1941 года была особенно трудной. Не было ни еды, ни дров. А тут еще мама сломала руку. Она работала прачкой в хирургическом отделении. Мыло, которое им давали по норме в больнице, она старалась экономить, чтобы потом обменять на картошку. Белье стирали руками, и пальцы мама обдирала в кровь. Что такое белье хирургического отделения, знают только прачки.
Бывало, шли мы с матерью в деревню по дороге. В котомке мыло и кое-какие вещички на обмен. Мать, молодая, еще красивая женщина, очень стеснялась входить в избу. Нужно было не столько торговаться, сколько выпрашивать. Часто я видел на ее лице слезы...»
- Много еще чего можно вспомнить из того голодного и тревожного времени, - сказал мне на прощание ветеран. - Главное, чтобы нашим детям и внукам не довелось испытать то, что пережили мы.
