Как следовало из фрагмента, «о машине и об улучшении жилищных условий 99-летний старец даже не мечтал. 60 лет до этого Набиуллина считали предателем. Ушел, как все, воевать. Да только не повезло ему: в 1941-м попал в плен до конца войны». Дочь Гульжихан Самошкина посетовала: «Ему всегда говорили, что он не участвовал, что он военнопленный. Вот из-за этого и издевались всю жизнь над ним. Даже, бывало, камнями кидали, если он по улице шел».
Читая лозунги типа «Никто не забыт», удивляюсь кощунству и лицемерию, которые стали правилом в выступлениях некоторых политиков, чиновников и даже ветеранов. Они так часто повторяют эти слова, будто пытаются заставить нас забыть их истинное значение.
Примеров тому только в Татарстане сотни. Один из них - судьба Сагидуллы Хасановича Набиуллина из с. Баланны Муслюмовского района, который в августе 2009 г. отметил свое 99-летие. Прошел все ужасы фашистского плена, перенес унижения советского фильтрационного лагеря, издевательства следователей НКВД и сотрудников районного военкомата. И назло всем им выжил!
Выплачивать ему пенсию ветерана муслюмовский военком отказывался на том основании, что у старика не сохранились документы о службе и пребывании в плену. Послать же запрос в архив по настоятельной просьбе родственников ветерана и после вмешательства автора этих строк военком удосужился лишь... 22 апреля 2005 г.! Десять лет спустя после принятия соответствующего российского закона ветерану начали наконец выдавать достойную пенсию.
При этом руководство Муслюмовского РВК совершенно игнорировало документальные доказательства о службе в армии и пребывании в немецком плену, которые хранятся в личном деле Набиуллина №21378 в Национальном архиве РТ. Там зафиксировано: с февраля 1932 г. служил в Иркутском полку МВД, с 1939 г. принимал участие в боевых действиях в Финляндии. Едва добрался до дома, как в 1941 г. вновь был призван на фронт. 10 сентября 1941 г. на Калининском фронте попал в окружение и в плен. Находился в лагерях для военнопленных на территории Прибалтики и Германии. Есть показания свидетелей, в том числе судебного исполнителя Ворошиловского района И.Авзалова, бывшего в плену вместе с Набиуллиным. Он признал, что Сагидулла не просто достойно держался в плену, но и помог ему с товарищами бежать.
В немецком лагере среди предателей числился однофамилец Набиуллина Бадыг, что послужило причиной подозрений, павших на Сагидуллу. От ложных обвинений его спас такой факт: в ходе следствия выяснилось, что полицай был безруким.
Семья Сагидуллы Хасановича не раз представляла все необходимые копии документов. В ответ - настоящий саботаж и грубость. Нарушен главный принцип президентского указа по отношению к ветерану.
Речь идет не столько о материальной стороне дела, сколько о моральном принципе. Признать ветеранами всех бывших военнопленных, не запятнавших своей чести сотрудничеством с врагом, - обязанность каждого государственного служащего. Это закон, тем более для военного комиссара.
Для ветеранов и их родственников важны не пенсии, которые они между собой называют «гpoбовыми», а честное имя. Вместо справки об амнистии они должны получить удостоверение участника войны и заслуженные награды. В противном случае грош цена указам и директивам государства, которое способно выбросить миллиарды рублей на салюты и мемориалы, но не в состоянии вернуть конкретные долги своим защитникам.
Письмо одной из дочерей:
«Я, Набиуллина Сайда Сагидулловна, дочь ветерана войны С.Х.Набиуллина. Он в 8 лет остался круглым сиротой. Росли они - два брата и две сестры. Старшей было 12, и она их воспитала. В 1928 г. отец работал в Москве. Из Москвы его забрали в армию. Участвовал в финской войне. Не успел он приехать домой в 1941 г., как его снова забрали на фронт.
Он был лыжником, пулеметчиком и снайпером. В 1941 г. попал в плен. Отец рассказывал, что при переправке пленных из одного лагеря в другой он зарыл в соломе крыши двоих пленных. Сам тоже хотел спрятаться, но конвоир заметил и начал стрелять. Отец оправдывался, что чинил крышу. Немцы не стали проверять, и те двое остались на свободе.
Домой отец вернулся в 1945 г. Женился на моей матери. Они воспитали четырех дочерей. После войны мы жили в полной нищете, так как считались семьей изменника Родины. Военкомат вызывал отца для проверки каждый год. Последний раз вызывали, когда ему было 80 лет. О признании его ветераном не было и речи. Восстановить справедливость помогли только данные Музея-мемориала Великой Отечественной войны в Казанском кремле. Определили номер дела в архиве ФСБ РТ, выдали справку.
К сожалению, наша мама умерла, так и не дождавшись реабилитации отца, женой изменника Родины».