Запасной аэродром

news_top_970_100

Белые розы. Их было так много, что зал просто утопал в цветах. Дима стоял у колонны в самом конце ряда, сжимая в кармане пиджака то, что принес с собой, - старую потертую щелкушку для орехов. Ту самую, которой они в детстве кололи грецкие орехи на крыльце ее дома. Он сжимал ее так, что металл впивался в ладонь, и представлял, как подходит к сотруднице загса, перебивает ее и кричит: «Она не должна за него выходить!»

Но он не двигался с места. Он смотрел, как Рита в ослепительно белом платье, похожая на инопланетянку или диву с глянцевых обложек, шла под руку с Вадимом. Ее лицо было обращено к жениху, и оно сияло. На него она так никогда не смотрела. И Риту такой счастливой он никогда не видел.

Этот восторг в ее глазах пригвоздил его к месту вернее любых цепей. Он разжал онемевшие пальцы, выпустил щелкушку обратно в карман.

А начиналось все с пыльной улицы их детства. Он, веснушчатый и долговязый «дылда», она - хрупкая «кукла-очкарик» с двумя косичками. Он был ее личным телохранителем. Отгонял мальчишек, которые дразнили ее, носил ее портфель, подставлял согнутую спину, чтобы она могла дотянуться до турника.

Потом были подростковые вечера на лавочке у подъезда. Она мечтала вслух:

- Вырасту, стану знаменитой. Буду жить в огромной квартире с панорамными окнами. У меня будет шуба из настоящего меха и муж… не как мой папа. Не «простой».

- А какой? - хрипло спросил он, подумав о своем отце-сантехнике.

- Особенный! - восторженно говорила она. - Чтобы все оборачивались, когда мы проходим.

А он был просто Дима. Рядом. Всегда. Его любовь вызревала медленно и тихо, как плод на дальнем дереве в саду. Он и признался-то ей, не глядя в глаза, уткнувшись лицом в воротник ее куртки, в двадцатиградусный мороз. Она отстранилась, посмотрела с легким испугом и сожалением.

- Дима… Ты же как брат. И ты… - она искала слова, не желая быть жестокой, но ее мать, с ее установками, уже говорила за нее. - Ты простой. Хороший, теплый, но… простой. А я хочу блеска, понимаешь? Хочу, чтобы жизнь искрилась!

А потом появился Вадим. Настоящий «бриллиант» с дорогими часами и умением смотреть на женщину так, будто одним только взглядом одаривает ее счастьем. И Рита искрилась. Сияла. Таяла. А Дима видел это и медленно угасал.

Кульминацией стал их последний разговор незадолго до свадьбы. Он пришел к ней, в отчаянии схватил ее за руки.

- Рита, он не тот, за кого себя выдает! Я слышал, как он с друзьями говорит о тебе…

Она вырвала руки. Глаза ее были холодны.

- Я боюсь твоей любви, Дима, - сказала она тихо и четко. - Честно. Она пахнет домом моей матери - борщом, стиркой и несбывшимися мечтами. С Вадимом я чувствую, что живу, а не выживаю. Оставь меня в покое.

Прошел год. Дима все еще старался помочь Рите. Благодаря своему таланту он стал ведущим дизайнером в фирме Вадима. И видел изнанку «блестящей» жизни Риты. Видел, как Вадим пренебрежительно с ней разговаривает, как отмахивается от ее идей. И все равно помогал бизнесу мужа - ради нее. Ради призрачной надежды, что однажды она прозреет.

И доказательства нашли его сами. Коллега из мести прислала ему скриншоты своей переписки с Вадимом. Очень откровенные. Дима распечатал их и поехал к Рите.

Она открыла дверь их шикарной квартиры. Выглядела уставшей, но пыталась это скрыть.

- Дима? Что случилось?

Он молча протянул ей пачку листов. Она взяла, стала читать. Сначала не понимая, потом щеки ее залила алая краска. Но не стыда, а ярости. Она швырнула бумаги ему в лицо.

- Ты просто завидуешь! - ее голос звенел от ненависти. - Ты всегда был жалким! Не смог построить нормальную жизнь и теперь хочешь разрушить мою! Убирайся!

Он смотрел на нее, на эти белые листы, разлетевшиеся по полированному полу, и не узнавал ту девочку с косичками.

- Я пытаюсь тебя спасти, Рита!

- Меня не нужно спасать! - она распахнула перед ним дверь, и ее взгляд был ледяным. - И чтобы я больше никогда тебя не видела.

На следующий день его вызвал Вадим. Сидел, развалившись в кресле, и ухмылялся.

- Знаешь, Дима, вскрылись кое-какие финансовые недочеты за твой период работы. Не хотелось бы шума. Уходи по-хорошему.

Дима все понял. Он кивнул и вышел.

Прошло три года. Он отстроил свою жизнь заново. Нашел другую работу. Встретил Наташу. С ней не нужно было быть «особенным» или «блестящим». С ней можно было просто молчать, держась за руки. И это молчание было громче всех слов.

Звонок раздался глубокой ночью. Дима увидел незнакомый номер, но что-то екнуло внутри. Он вышел на балкон.

- Алло?

В трубке - всхлипы, сдавленное рыдание. Но он узнал ее сразу.

- Дима… прости, что ночью… Он все проиграл… Долги… Собрал вещи и сбежал. Я одна… Ты был прав… Я была как будто слепой…

Он слушал этот голос, который когда-то звучал для него как музыка, а теперь стал просто набором звуков. Он ждал, что в груди заноет старая рана, сожмется сердце. Но там была лишь тихая, холодная пустота.

- Рита, - мягко, но твердо перебил ее Дима. - Ты ошиблась не в нем.

Она замолкла, застигнутая врасплох.

- Ты ошиблась во мне. Ты решила, что я - твой запасной аэродром. Вечный, надежный, скучный. Ты говорила, что я «простой». А знаешь, что на самом деле просто? Предавать друзей. Лгать себе. Позволять себе вышвыривать из жизни того, кого якобы ценишь. Это просто. Моя жизнь сейчас - это не месть. Это просто моя жизнь. И в ней для тебя нет места.

В этот момент из спальни послышался сонный, теплый голос Наташи:

- Димуль, идешь? Что ты там?

Он обернулся, улыбка сама появилась на его лице.

- Да, родная, уже.

Он снова поднес телефон к уху. Слышал лишь тяжелое дыхание Риты.

- А ты знаешь, что сказала мне моя будущая жена, когда мы только познакомились? - тихо спросил он. - Она сказала: «С тобой так спокойно». Не «круто», не «блестяще». А «спокойно». И это оказалось самым ценным, что я слышал в жизни.

Он сделал паузу, давая ей понять всю пропасть между ее «искриться» и этим «спокойно».

- Когда ты поймешь, что быть «особенной» - это невыносимо утомительно, и захочешь просто счастья… Может, тогда у тебя все наладится. Но это будет уже твоя история. Без меня.

Он положил трубку, не дожидаясь ответа. Внизу шумел ночной город, горели огни. Он сделал глубокий вдох. И впервые за много-много лет почувствовал, что свободен. Полностью и навсегда.

Владимир ПОДГОРНОВ
 

news_right_column_240_400