Сергей Петрович защелкнул чемодан. Из кухни вышла Ирина, остановилась в дверном проеме, вытирая руки о полотенце. Тридцать лет семейной жизни, и вот последнее утро вместе.
- Кофе остывает, - сказала она, и голос ее прозвучал странно глухо в полупустой гостиной.
Они молча пили кофе за кухонным столом, который уже не был их общим. Ирина - дизайнер, она нашла его когда-то на блошином рынке и сама отреставрировала. Сергей тогда ворчал, что тащит в дом рухлядь, но именно за этот стол он всегда садился с газетой по воскресеньям.
Разъехались они, как и договаривались, легко. Сергей перебрался в свою старую однушку, которую когда-то купил для сдачи, но так и не сдал. Проблем не было ни с жильем, ни с финансами. Была тишина.
Тишина оказалась самым невыносимым. Она звенела в ушах, особенно по вечерам. Сергей включал телевизор, но ему мешал голос диктора. Он привык, что фоном звучал стук ножа по разделочной доске или мерное жужжание швейной машинки Ирины.
Они не ссорились. Просто однажды утром, глядя друг на друга через стол, поняли, что разговаривают только в случае необходимости. Любви не было. Осталась привычка, да и та выцвела, как старые обои.
Раздел вещей был самым тягостным. Каждая безделушка тянула за собой шлейф воспоминаний. Сергей подошел к полке с дисками. Среди современных пластиковых коробок затерялась кассета в прозрачном футляре, на шершавой бумажной обложке которой было выведено химическим карандашом: «Наше лето. Дача. 1995». Ирина ее месяц записывала, вылавливая любимые песни на радио.
- Возьми вазу, - сказала она, держа в руках неказистый глиняный горшок, расписанный кривыми ромашками. - Леночка в пятом классе делала.
Сергей кивнул. Он помнил, как дочь, сияя, вручила ему этот шедевр на 23 Февраля. Ирина тогда фыркнула: «И почему папе, а не мне?» Он поставил вазу на самое видное место и дразнил жену: «Значит, я больше заслужил».
- А это тебе, - он протянул ей потрепанную книгу «Сто лет одиночества» в кожаном переплете. - Помнишь, в санатории читали вслух? Ты тогда так хохотала над именем полковника Аурелиано.
Ирина взяла книгу, провела ладонью по обложке.
- Помню. Дождь тогда лил не переставая. Как в Макондо.
Они улыбнулись друг другу впервые за много месяцев. И тут же поймали себя на этом и отвели глаза.
Дочь Лена родителей не поняла. Звонила каждый день, голос ее был напряженным и обиженным.
- Вы что, с ума сошли? Тридцать лет вместе - и вдруг решили разъехаться? Что я скажу сыну? У вас же все всегда было хорошо!
Объяснять было бесполезно. Как объяснить, что идеальной семья может казаться только со стороны? А в реальном браке всегда есть свои сложности и обиды, которые редко становятся заметны окружающим, даже самым близким.
Прошел месяц, потом второй. Сергей научился готовить простой суп и перестал вздрагивать от звонка в дверь. Ирина освоила видеосвязь и разговаривала с подругами по всему миру, но к вечеру все равно затихала и подолгу смотрела в окно.
И вот звонок, Сергей прижал телефон к уху.
- Пап, ты же свободен? - голос Лены звучал взволнованно. - Подруга заболела, муж на удаленке, с домашними делами не справляется, я срочно должна к ним заехать продукты завезти. Не мог бы ты приехать к нам? На кухне под мойкой потекло, сантехник будет только завтра. Сможешь посмотреть? Воду я перекрыла… И с Котенком повидаешься.
Котенком звали трехлетнего внука Степу - очень уж тому нравилось мяукать играя. Сергей, не раздумывая, согласился.
С дочерью они встретились в дверях. Внук спал. В квартире пахло детством Лены - яблоками и воском для паркета, который мудрая хозяйка так и не сменила на более практичное покрытие. Он прошелся по комнатам, и сердце сжалось от странной тоски. Здесь все дышало жизнью, которую они когда-то создали с Ириной.
Звонок в дверь раздался как раз тогда, когда с протечкой удалось справиться. Сергей открыл - на пороге стояла Ирина. В руках она держала сумку с продуктами.
- Лена сказала, на кухне что-то течет. Я думала тебе ужин приготовить, пока ты с сантехником… - она запнулась, увидев его растерянное лицо.
- Сантехник не нужен, ничего уже не течет.
Они растерянно переглянулись.
Из детской донесся плач. Оба бросились туда одновременно. Степа сидел в кроватке и ревел.
- Дедуль, бабуль! - всхлипнул он, увидев их.
Ирина мгновенно присела к нему, взяла на руки.
- Ну-ну, родной, не плачь. Бабушка здесь.
Сергей стоял рядом, не зная, что делать, и гладил внука по непослушным кудряшкам. Он смотрел на Ирину, на ее руки, умеющие успокоить любого.
Они уложили Степку, прочитали ему сказку на два голоса и вышли на кухню.
- Чай? - предложила Ирина уже привычным жестом.
- Давай, - кивнул Сергей.
Она грела воду, а он смотрел на знакомый изгиб шеи и думал, что эти два месяца были самой длинной разлукой в его жизни.
- Как ты? - спросил он, ловя себя на том, что спрашивает искренне, а не из вежливости.
Ирина обернулась. В ее глазах стояла та же тоска.
- Тихо, - призналась она. - Очень тихо, Сереж. А ты?
- Я тоже. Слишком тихо.
Они молча пили чай. За стеной посапывал внук. За окном зажигались огни большого города, в котором они жили так близко и так далеко друг от друга эти два месяца.
- Знаешь, - не выдержав, начала Ирина, - я вчера перечитывала «Сто лет одиночества». Там ведь не только про дождь и смех. Там про то, как люди сами обрекают себя на одиночество, потому что боятся показаться слабыми.
Сергей смотрел на нее и видел в Ирине девчонку с блошиного рынка, маму Леночки, бабушку Степы. Женщину, с которой ему никогда не бывало тихо.
- Я скучал, - хрипло сказал он, и эти два слова дались ему труднее, чем решение разъехаться.
Слезы брызнули из глаз Ирины, но она улыбалась.
- И я. Ужасно.
Они не бросились в объятия. Не стали строить планы. Они просто сидели за кухонным столом в тишине, которая наконец-то перестала мучительно звенеть. А потом Сергей взял ее руку - натруженную, знакомую до каждой морщинки. И она не отняла ее.
За дверью послышался топот маленьких ног. На пороге кухни стоял Степа.
- Дедуль, бабуль, а можно к вам? - спросил он.
- Можно, родной, - сказали они в один голос. - Можно.
Валерия Гусева