- Я эмигрировал в Германию в конце 1996 года. Скажу сразу: не бежал из-под пуль, не спасался от голода и не искал политического убежища. Просто, прожив в Челябинске около двадцати лет, понял, что если проживу еще двадцать, все будет то же: улица, фонарь, аптека и т.д. Захотелось другого фонаря, другой аптеки и, если хотите, других иллюзий. Все это я здесь, в Германии, получил сполна и понял главное - русский писатель может жить и умереть где угодно, но писать должен прежде всего для тех, кто говорит на его родном языке.
- К чему сложнее всего было привыкнуть в чужой стране?
- К тому, что ты не можешь с первым встречным заговорить на русском языке. Поначалу очень скучал по двум похороненным в России собакам. Все остальное было легко обратимо, мне же не был заказан путь на родину. В России после отъезда был всего один раз: попал к самому началу дефолта - память на всю жизнь! Желание приехать в Россию есть. На вручение «Малого Букера».
- Каждая ваша книга написана на документальной основе?
- Из всего, что я написал, а написал больше, чем опубликовал, только «Каннибал...» в известном смысле создан на документальной основе. Хотя, полагаю, и с ней мой главный герой, каннибал Майвес, был бы категорически не согласен. Во всем остальном реальный факт был как первая ступень ракеты. Хотя должен сказать, я не знаю ничего загадочнее, поразительнее и невероятнее реального факта.
- Когда работали над «Каннибалом из Ротенбурга», «Синдромом Викинберга», вы консультировались с психиатрами, другими специалистами?
- Мои романы - не пособия по психиатрии. Упаси бог по ним ставить диагноз, а тем более лечить. Они имеют такое же отношение к медицине, как романы Достоевского или рассказы Андреева. Даже каннибал Майвес признан судом абсолютно вменяемым, почему и был осужден на пожизненное заключение. Я хотел показать, что страшные вещи совершаются порой совершенно не страшными людьми, в трезвом уме и даже с юмором и любовью в сердце.
- Почему вы выбираете такие странные, непростые темы для своих романов?
- Я не выбираю темы. Скорее они находят меня. Когда я работал над романом, меня как художника совершенно не интересовали проблемы каннибализма и «жалких уродцев». И в «Каннибале...» речь идет вовсе не о том, что один маньяк, проголодавшись, заманил к себе и сожрал какого-то наркомана. Думаю, что это не удивило бы никого. В этой истории жертва не считает себя жертвой, а убийцу - убийцей, а каннибал готов убить и съесть только по добровольному согласию - это, согласитесь, не ритуальное убийство капитана Кука вечно голодными безграмотными дикарями.
Практически во всех своих произведениях я пытаюсь найти ответ на один и тот же вопрос: что происходит с человеком в пределах «замкнутого пространства», в обстоятельствах, «несовместимых с жизнью», проще говоря, когда жить невозможно и умереть нельзя. Мои герои, несмотря на их моральное и физическое уродство, люди неординарные, способные на самые незаурядные чувства, не смиряющиеся с приговором судьбы ни при каких условиях. Вот почему я категорически не приемлю жесткие жанровые определения типа «триллер» и «боевик». Вот почему благодарен издательству «Гелеос» за подлинное понимание того, что я пишу.
- Что вы чувствуете, когда заканчиваете работу над романом?
- Знаете, что говорил русский писатель Лесков, когда садился у себя в кабинете за письменный стол и начинал новый роман? «Господи, помоги делу русского писателя!» Я человек неверующий, и мне не к кому обратиться за помощью, кроме как к себе самому. Но когда после года работы дописываешь последнюю строку, остается благодарить за это опять же только самого себя. Это, конечно, величайшая гордыня, почти как первородный грех. Но разве не он дал начало всему земному? Ничего не поделаешь, литература - удел гордых людей: вечное одиночество - и в радости, и в горе. И если Бог есть, он меня поймет.
