«Срез» - и на самом деле натуральный срез, а не образный вздох, осознание этапа, некой конечности. Судьба, предназначение, перелом-вывих. Жалко, ясное дело. Нет, книга не пропала, она сохранена в рукописном виде, но не вышла к читателю в свой час. И по сию пору не увидела свет в должном наряде. Но отдельными большими кусками напечатана в различных журналах - «Смена», «Литературная Россия», «Нева», «Волга», «Казан утлары», «Казань», «Идель»... Татарский и русский читатели получили возможность встречи с незаурядной личностью.
На татарском, разумеется, публикаций было больше. С должными промежутками книги поспевали вовремя: «Душицы белый запах» (1991), «Долина жизни» (1998), «Караваны души» (1999)... Было еще замечательное издание на русском - «Созвездие Сююмбеки» (1988) в издательстве «Современник» (стихи современных татарских поэтов среднего поколения, 11 авторов).
По поэмам «Огонь», «Два плача» поставлены спектакли, на стихи написаны песни. «Караваны души» признана лучшей книгой года. Стихотворения поэта получили призовое место в конкурсе «Литературной России» (1992). Еще вручен диплом на III Международной встрече поэтов тюркоязычных стран (Турция, 2002).
Поэт Зиннур Мансуров счастливо избегает очевидностей, тяготея к философской основе. К основательности. Он возводит Символы Судьбы. Вот отдельные названия этих символов - «Колокол», «Наковальня», «Ворота», «Погреба». Никакой конъюнктурной сообразительности - честное прямодушие.
Я до сих пор жалею, что мало и урывками пожил в деревне с ее медленными, как бы вообще отсутствующими ритмами. И к бане, просушенной солнцем, не пристрастился. А вот Зиннур Мансуров, надо было видеть, как любовно обхаживал свою новенькую, с иголочки, баньку цвета яичного желтка на даче на Лебяжьем. Пахнуло на меня чем-то невозвратимо дорогим.
Мы стояли рядом, локоть к локтю, у мраморного надгробия моего отца в Польше в Лодзинском воеводстве. Поделили на двоих тишину воспоминаний. Разве излишне здесь помянуть об эстафетной палочке? Поэты остаются поэтами через бездны времени. Отцу исполнилось сто лет. Время сжалось до ладони, «сжалось» в горсти. И я тогда увидел Зиннура Мансурова другими глазами - как преемника, продолжателя большого пути... В одном продолжающемся ряду с Дэрдмендом, Фатихом Каримом, Мусой Джалилем... Высоко? А почему бы и нет?
Друзья его называют Молчун, повадки затаенного человека не для театральной сцены. Потому и стихи его скромны, но не лишены остроумия и находчивости.
