Ее родители из Беляево Свияжского уезда переехали в Казань. Иван Сергеевич был лихим кавалеристом Первой мировой войны, а стал кучером при господах. Его жена Анна Акимовна была в прислугах у тех господ. Жили не бедно - смогли скопить деньжат и вскоре купить свой дом в Суконной слободе. Там прошли детство и юность Юли, а также родившихся позже братьев и сестры - Феди, Коли, Саши, Лени и Веры. Глава семейства зарабатывал свободным извозом, мать хозяйничала по дому. Всей семьей исправно ходили в церковь, соблюдали посты и разговлялись по праздникам.
Старшую Юлю отдали в церковно-приходскую школу, где она проучилась четыре года - и до конца жизни помнила церковные каноны, праздники, молитвы, песнопения, что помогло пройти многие испытания судьбы.
«Мы - молодая гвардия рабочих и крестьян»
В 1918-м в Казань вошли белочехи. Один верховой, нагнувшись, протянул Юле кусок колотого сахара - по тем временам редкость! - это угощение запомнилось девочке на всю жизнь. Через год она уже пошла работать: надо было помогать родителям в голод. Поступила на фабрику головных уборов Татодежды (бывшая «Барамак»). В 1921 году от тифа умерла мать, а через год отец. Юля осталась с четырьмя братьями и сестрой - глава семьи в семнадцать лет. После реорганизации фабрики перешла в артель «Красный швейник» Казшвейтреста. Молодую активистку заметили - она выступает на слетах работников местной промышленности, оставаясь при этом обычной швеей-машинисткой. Чувствуя недостаток образования, без отрыва от производства заканчивает трехгодичную школу для взрослых повышенного типа ?2 Горчасти Наркомпроса.
Как часто тогда бывало, в 1931-м ее выдвигают на руководящий пост – тов. Сергеева Ю.И. стала председателем правления швейной артели «Конфексион». Теперь ее уважительно зовут Юлией Ивановной. В том же году вступила в ВКП(б). Да и в личной жизни у нее перемены: их артель шефствовала над конвойным батальоном НКВД, где служил оперативником Дмитрий Тонких, кудрявый шатен из Оренбуржья. Вскоре у них появился первенец, Ювеналий. Братья Юли выросли, разъехались по стране.
В 1937-м Сергееву избрали в Казанский городской Совет рабочих и красноармейских депутатов 16-го созыва, дали еще одну нагрузку – внештатный инспектор городского отделения РКИ (Рабоче-крестьянской инспекции) контролировал социалистическую торговлю.
Те суровые годы, когда шли посадки, чистки и потоки, коснулись и наших героев: на старшего сержанта Д.Тонких поступил донос. Впрочем, репрессировали его «мягко» - просто перевели по службе. Из благополучной Казани послали в края отдаленные, в Темиртау Новосибирской области, в так называемый Горшорлаг.
Беда не приходит одна - через год их Ювенальчик умер от дизентерии. Юлия Ивановна бросила все и уехала в Горную Шорию к мужу. Устроилась в КВЧ (культурно-воспитательную часть), налаживала быт и отдых заключенных. Организовала драмкружок и шумовой оркестр. Последний - не от хорошей жизни: за отсутствием музыкальных инструментов зэки брали обычный гребешок (расческу), прикладывали папиросную бумагу и дули. С десяток таких музыкантов могли запросто «выдуть» любую популярную песню. Но это вечером, за день выполнив обязательную норму...
Вскоре у Тонких-Сергеевых родилась дочка Нонночка. Перед самой войной, в марте 1941 года, счастливую семью переводят на новое место службы – в Северо-Двинлаг. Снова в дорогу с крохотной дочкой в далекий и неизвестный город Вельск Архангельской области. Только обжились - война!
Как и все советские люди, Дмитрий Александрович пишет рапорт за рапортом – просится на фронт. Его кое-как отпустили. Юля читала его фронтовые письма дочке и только что родившемуся сыну Олегу, радовалась успехам мужа, а главное - что живой и невредимый...
В 1943-м пришла похоронка. Осталась Юля в 38 лет вдовой с двумя детьми на руках. На работе унывать не приходилось. Зэки здесь необычные – малолетки, собранные со всего Союза. Ребята часто спрашивали:
- Юлия Ивановна, нас-то осудили, а вы что тут - по доброй воле?
Что она могла ответить? Всего не расскажешь... Да и куда денешься в войну, работая в системе НКВД? Служба!
После войны пошел поток из бывших пленных, прибалтов, полицаев и прочих «контриков». Строили железную дорогу. В ее колонне был молодой белокурый и светлоглазый «китаец» - так зэки прозвали тех, кто попал в лагеря с КВЖД (Китайскую военную железную дорогу, которая значительно укорачивала путь до Владивостока, в 1935 году СССР вынужден был передать Японии, оккупировавшей Северную Манчжурию), кто строил и обслуживал ту дорогу, а потом оказался в Союзе - их сначала встречали с цветами и музыкой, а потом обвинили в шпионских связях с японцами.
Степа родился в Хайларе, учился с китайчатами, прекрасно знал их язык, его родители приехали на КВЖД из Минусинска еще в царское время. Прибыв в СССР, Степан работал в Ташкенте слесарем депо, когда туда приехал нарком путей сообщения Каганович - и «навел порядок». Сначала замели жену Степана, сына забрали в детдом, а потом и ему дали «десятку».
И вот под конец срока судьба свела его с нашей Юлей. Ей было уже за сорок, жизнь брала свое, и хоть и чекист, но она еще женщина... А «китайчонок», как его все называли, был уже расконвоирован и работал в зоне то поваром, то завхозом - то есть был почти свободным человеком. Вскоре Юля почувствовала в себе новую жизнь. Что делать? Избавляться? Но после войны аборты категорически запрещались, да и в органах уже нельзя работать. Юлия уволилась - и с детьми, со всем скарбом уехала на родину.
В Казани их приютила сестра Вера. Вскоре у Юли родился сын Егор. Устроилась в райисполком (Молотовский район Казани ныне называется Приволжским), там ее еще помнили по тридцатым годам. Со временем инспектору райсобеса дали комнату на улице Вишневского.
Как-то ночью в окошко тихо постучали. Юля откинула занавеску и увидела Степана. Подержал на руках сынишку... Наутро ушел. Навсегда. Ему запрещалось останавливаться в крупных городах, а ей не хотелось возвращаться в ГУЛАГ - шла вторая волна посадок, так что Юля рисковала оказаться по другую сторону колючей проволоки...
Так она осталась одна с тремя детьми. Жили бедно, но интересно, впрочем, без удобств - приходилось колоть дрова, топить печку, носить воду, готовить на примусе. ТВ еще не было, по вечерам читали вслух книги, обсуждали последние известия. Когда дети засыпали, Юля до глубокой ночи шила соседям платья, детскую одежду - приходилось подрабатывать. На праздники пекла пироги и вела все семейство на демонстрации.
Лишь к концу 60-х им дали отдельную квартиру на краю Казани. Сейчас их полупрезрительно окрестили «хрущобами», а тогда многие искренне радовались таким «хоромам». С соседями жили дружно, каждый старался помочь чем мог. У нее спрашивали совета, скажем, идти замуж за того или другого? Всем она была нужна, ко всем добра. Неудивительно, что Сергееву выбрали уполномоченным дома.
Под конец своей большой жизни (почти 80 лет) Юлия Ивановна попала в больницу - и всю палату удивила не только редким значком «50 лет в КПСС», но и рассказами о старой Казани. В памяти ее хранилось множество фактов и житейских историй.
Ее хоронили на Самосыровском кладбище. Гимн Советского Союза исполнил военный духовой оркестр, которым дирижировал ее старший сын Олег. Тот гимн будто сливался с рокотом космического корабля «Союз», который в тот миг взлетал на Байконуре - там давно работает ее дочь Нонна. А эту историю о своей матери мне рассказал ее младший сын Егор. Всю жизнь он проработал в Казани педагогом.