- Мам, это больше не обсуждается, - строго говорила Мила. - Плиту мы снимем, газ перекроем.
Валентина Ивановна хотела было ответить что-нибудь, но только вздохнула. Конечно, было обидно, что родная дочь отчитывает мать, как нашкодившую девчонку. Но ведь и повод для этого был серьезный - сегодня старушка решила утром сварить кашу, но забыла про нее. Когда дочь пришла навестить маму, кухню заволокло дымом, а кастрюлька весело приплясывала на плите...
- Мамуль, ну может, ты все-таки к нам переедешь, а? - смягчившись, спросила Мила.
- В однушку вашу? - усмехнулась Валентина Ивановна. - Вам там и так втроем дышать нечем.
Мила устало посмотрела на мать, но промолчала. Не потому, что ей не хотелось уговорить ее, нет. В конце концов все проблемы решаемы, это лишь вопрос денег и сил. Ведь можно было продать их квартиры, поднатужиться и купить жилье побольше, чтобы всем хватало места. Но Валентина Ивановна с маниакальным упорством боялась быть обузой для семьи.
Впрочем, за Милой в тот день осталась небольшая победа: ее мама таки согласилась на посещения соцработника. Валентина Ивановна уже давно с трудом передвигалась по квартире, а выходить из дому даже до магазина опасалась - резкие приступы головокружения и слабые ноги не способствовали прогулкам.
Соцработница приходила к старушке почти год. Женщина средних лет приносила ей продукты, кормила горячим, приводила в порядок убранство квартиры. Впрочем, Мила от этого реже приходить не стала, забегала к матери несколько раз в неделю. Да и зять с внуком заходили, хоть и реже.
- Вы поймите меня правильно, решение, конечно, за вами, но одну ее больше оставлять нельзя, - услышала однажды Валентина Ивановна с кухни обрывок беседы дочери и соцработницы.
Остротой слуха пожилая женщина давно не могла похвастаться, но сказано это было громко, а персонажи сериала на экране телевизора как раз притихли. Впрочем, их диалог тут же возобновился, поэтому ответ дочери Валентина Ивановна так и не услышала.
«Вот и дождалась, сдадут тебя в дом престарелых», - с грустью подумала бабушка.
На глазах навернулись слезы.
- Мам, ты чего? - спросила Мила, оказавшись в комнате.
- Да хорошо все, тут по телевизору...
Самое обидное было то, что Валентина Ивановна отчетливо понимала - одной ей жить действительно было нельзя. Память в последнее время стала подводить все чаще, а простое посещение туалета стало тяжким бременем.
Спустя пару месяцев соцработница не пришла в назначенное время, зато Мила приехала не одна, а с мужем и сыном.
- Мамочка, будем собираться, - без обиняков сообщила дочь. - Я разговаривала с врачом, он сказал, что тебе нужно жить под присмотром.
- В квартире вашей? - повторила вечный вопрос бабушка.
- Да нет, увидишь.
- Да, бабуль, мы тебе такие апартаменты организовали! - вдруг присоединился внук.
Ко всеобщему удивлению, Валентина Ивановна не стала спорить, а безропотно позволила донести ее до машины.
«Ничего, Валечка, заслужила», - подумала она с грустью, глядя на дорогу за окном.
Последние двадцать лет своей жизни женщина боялась ровно двух вещей: слабоумия и возможности оказаться в доме престарелых.
Пока машина ехала по городу, Валентина Ивановна отчетливо вспомнила свою маму - красивую, сильную, умную и бесконечно терпеливую женщину.
Отца Вали не стало, когда та пошла в третий класс. Неудивительно, что мама стала для нее всем миром, лучшим другом и надежнейшим товарищем. Она всегда была рядом, но никогда не давила на дочь, позволяя ей самой учиться принимать решения. К сожалению, не всегда правильные.
Валя и сама не могла бы объяснить, как не заметила до самой свадьбы, что ее любимый мужчина - тяжелый алкоголик. А когда вышла замуж и родила Милу, пыталась изменить мужа. Не стерпелось, не слюбилось... Пришлось с маленькой дочкой вернуться к маме.
И та снова стала опорой для дочери. Так продолжалось вплоть до конца перестройки. А потом вдруг оказалось, что биологическое образование мамы вдруг стало никому не нужным. Кормильцем в семье стала Валентина. Впрочем, они справлялись, да и Мила уже подросла.
Изменения в матери Валентина заметила не сразу. Она еще долго оставалась вполне дееспособной, пока врач не объяснил причины забывчивости женщины - прогрессирующая болезнь Паркинсона.
Произошло это уже в конце девяностых, когда грянул дефолт. Мила поступила учиться в Москву, а Валя неожиданно осталась без стабильной работы. Чтобы хоть как-то сводить концы с концами, она была вынуждена мыть полы в трех разных конторах.
Вначале Валентина Ивановна крепилась, но очень скоро стало понятно, что она совершенно не успевает присматривать за мамой. Тогда-то она и приняла тяжелое решение: пристроить маму в спецучреждение.
«Это ненадолго», - убеждала она себя.
- Мамочка, прости, что не успеваю чаще заходить, - причитала она при каждом визите.
- Да ты что, Валечка, все хорошо, - улыбалась мама. - А Мила из школы скоро придет?
Валентина Ивановна так и не успела забрать ее домой.
Вспоминая все это, старушка ощутила тяжелый ком, застрявший посреди горла.
- Вот мы и приехали! - заявила Мила, помогая маме выйти из машины.
Вопреки ожиданиям Валентины Ивановны, она стояла не у забора госучреждения, а у ворот просторного бревенчатого дома с мансардой. Ничего не понимая, женщина посмотрела на дочь.
- Мы наконец-то построили дом, - объяснила Мила. - На первом этаже, около веранды, будет твоя комната. Будем наконец-то жить все вместе.
И тут Валентину Ивановну прорвало. Рыдания вырвались из нее словно бурным потоком, она плакала так, как не бывало со смерти матери. Наружу рвались боль и вина, злость на себя, одиночество и страхи, особенно страхи. Женщина вдруг остро ощутила, что последние годы она ждала от судьбы наказания, а вместо этого получила подарок. Она понимала, что отталкивала собственную семью, а они становились только ближе.
- Мамулечка, ты чего? - всполошилась Мила, ей вторили зять и внук. - Тебе здесь не нравится?
- Очень нравится, - выдохнула Валентина Ивановна, когда слезы отпустили. - Какие же вы у меня замечательные!
Вечером Валентина Ивановна сидела в кресле на просторной веранде. Сентябрьское солнце светило почти по-летнему, легкий ветерок приносил едва уловимый запах дыма. На душе у старушки было спокойно и светло.
- Спасибо тебе, мамочка, - сказала она негромко. - И прости меня.
