О начале войны я узнал во дворе в солнечный воскресный день. Эту весть мы восприняли радостно - еще были свежи воспоминания о войне в Испании и на Халхин-Голе. Многие из нас на голове носили испанки, а сознание было пропитано героизмом Красной армии. Но прибежав домой и увидев лица родителей, я понял: произошло что-то страшное... С началом войны изменился весь наш прежний уклад жизни. Раньше во дворе собирались все жильцы. Веселились, пели песни, обменивались новостями. И вдруг двор опустел. На улице не стало слышно призывных криков: «Вставляем стекла, точим ножи и ножницы!» Перестали ездить золотари (ассенизаторы). Все чаще стали приходить повестки о мобилизации мужчин в Красную армию. Провожать отцов и братьев на фронт выходили во двор все жители. Получил повестку и мой папа. В то время он работал доцентом, ему было 44 года. Три дня мы дежурили у Татвоенкомата и заглядывали во все щели, чтобы только еще разок увидеть своих родных. Когда открылись ворота, стали выходить мобилизованные. Колонна проследовала по улице Островского, растянувшись почти на километр. Не знаю, откуда взялись моряки, но их было много. Шествие замыкали ветеринарные специалисты, в числе которых был и мой отец. За колонной по тротуару бежали всхлипывавшие матери, жены и дети.Потом открылись ворота товарной железнодорожной станции, и мы увидели на путях товарный состав. Незабываемой стала для меня сцена, когда родных отсекала милиция, впуская только новобранцев. Отовсюду раздавались крики отчаяния, некоторые женщины падали в обморок - многие понимали, что прощаются навсегда.
Когда мы с мамой возвратились домой, сразу возник вопрос: как жить дальше? С нами жила еще 80-летняя бабушка. Выручала толкучка. На ней мы стали продавать все свои вещи: одежду, патефонные пластинки... Очень часто мама брала меня с собой. И я раскладывал на подстилке свои игрушки и детские книжки. Иногда мама ездила в Арский район менять вещи на продукты. Бывало, из таких поездок не возвращались, пропадая без вести.Сообщения с фронтов были трагическими. Но для нас война оставалась игрой, в которую мы часто играли. Со временем наши представления поменялись - мы стали понимать драматичность событий. В 1941 году в нашем саду стали делать укрытия, которые называли щелями. Для нас было большим удовольствием лазить по этим укрытиям и играть в войну. Стали объявлять воздушную тревогу. Вой сирены пугал. При тревоге все жильцы собирались в коридоре своей коммуналки. Чтобы уберечь меня от дурного влияния улицы, мама стала работать вахтером в КГУ, брала меня с собой. Вскоре я знал каждый уголок университета. С большим интересом проводил время в зоологическом музее. Возможно, это определило мой жизненный путь - я, как папа, тоже стал ветеринарным врачом. На вахте наблюдал за происходящим. К началу занятий прибегали девушки-студентки. Все юноши ушли на фронт. Позднее стали учиться солдаты-фронтовики, многие после тяжелых ранений. Потом с войны пришли преподаватели университета и сотрудники АН СССР. Меня удивлял их внешний вид в те суровые зимы. Многие носили старые пальто, шапки-ушанки, а за спиной пустые рюкзаки. Шерстяные варежки были на веревочках, как у детей. На ногах валенки-чесанки с калошами, склеенными из красных автомобильных камер.Однажды привычный ритм университетской жизни был нарушен приездом легендарного полярника Отто Шмидта. Он был среднего роста с окладистой бородой и в кожаном пальто. Для встречи с ним расстелили красную ковровую дорожку.На мои блуждания по коридору обратили внимание сотрудники и пригласили в свою лабораторию. Я был поражен, когда мне показали живых микробов под микроскопом. А еще меня удивляло большое количество необычной посуды. Вскоре в лаборатории я стал настолько своим, что меня приглашали разделить с сотрудниками трапезу. Это был скромный обед из картошки в мундире, кусочка ржаного хлеба и морковного чая. Особенно мне нравился чай с глицерином, а позднее с сахарином.
Все чаще стали приходить похоронки, и тогда собирался весь двор. Плакали женщины, дети. Вместе со сверстниками я бегал на вокзал встречать поезда с ранеными в надежде увидеть родных. У нас, мальчишек, была сильная тоска по отцам и вообще мужчинам. В цирке мы смотрели на могучих борцов и думали: почему они не на фронте?Самые мучительные чувства, которые мы испытывали, - это постоянный голод и холод. Ели в основном картофель. Из самого мелкого, чтобы его не чистить, делали вместе с кожурой котлеты, называя их в шутку свиные отбивные, намекая на то, что отобрали у свиней. Жарили на комбижире, хлопковом масле и даже рыбьем жире. Занятия в школе шли в три смены. Мы возвращались домой в 7 - 8 вечера. В классе было так холодно, что замерзали чернила. На уроках сидели в пальто и валенках, иногда в варежках. Учебников не было. Тетради делали из толстой оберточной бумаги. Летом лазили по соседским садам за яблоками и овощами. Хозяева их жестоко нас наказывали. Например, набивали нам в трусы крапиву, по которой еще прихлопывали руками.
Когда мы с мамой возвратились домой, сразу возник вопрос: как жить дальше? С нами жила еще 80-летняя бабушка. Выручала толкучка. На ней мы стали продавать все свои вещи: одежду, патефонные пластинки... Очень часто мама брала меня с собой. И я раскладывал на подстилке свои игрушки и детские книжки. Иногда мама ездила в Арский район менять вещи на продукты. Бывало, из таких поездок не возвращались, пропадая без вести.Сообщения с фронтов были трагическими. Но для нас война оставалась игрой, в которую мы часто играли. Со временем наши представления поменялись - мы стали понимать драматичность событий. В 1941 году в нашем саду стали делать укрытия, которые называли щелями. Для нас было большим удовольствием лазить по этим укрытиям и играть в войну. Стали объявлять воздушную тревогу. Вой сирены пугал. При тревоге все жильцы собирались в коридоре своей коммуналки. Чтобы уберечь меня от дурного влияния улицы, мама стала работать вахтером в КГУ, брала меня с собой. Вскоре я знал каждый уголок университета. С большим интересом проводил время в зоологическом музее. Возможно, это определило мой жизненный путь - я, как папа, тоже стал ветеринарным врачом. На вахте наблюдал за происходящим. К началу занятий прибегали девушки-студентки. Все юноши ушли на фронт. Позднее стали учиться солдаты-фронтовики, многие после тяжелых ранений. Потом с войны пришли преподаватели университета и сотрудники АН СССР. Меня удивлял их внешний вид в те суровые зимы. Многие носили старые пальто, шапки-ушанки, а за спиной пустые рюкзаки. Шерстяные варежки были на веревочках, как у детей. На ногах валенки-чесанки с калошами, склеенными из красных автомобильных камер.Однажды привычный ритм университетской жизни был нарушен приездом легендарного полярника Отто Шмидта. Он был среднего роста с окладистой бородой и в кожаном пальто. Для встречи с ним расстелили красную ковровую дорожку.На мои блуждания по коридору обратили внимание сотрудники и пригласили в свою лабораторию. Я был поражен, когда мне показали живых микробов под микроскопом. А еще меня удивляло большое количество необычной посуды. Вскоре в лаборатории я стал настолько своим, что меня приглашали разделить с сотрудниками трапезу. Это был скромный обед из картошки в мундире, кусочка ржаного хлеба и морковного чая. Особенно мне нравился чай с глицерином, а позднее с сахарином.
Все чаще стали приходить похоронки, и тогда собирался весь двор. Плакали женщины, дети. Вместе со сверстниками я бегал на вокзал встречать поезда с ранеными в надежде увидеть родных. У нас, мальчишек, была сильная тоска по отцам и вообще мужчинам. В цирке мы смотрели на могучих борцов и думали: почему они не на фронте?Самые мучительные чувства, которые мы испытывали, - это постоянный голод и холод. Ели в основном картофель. Из самого мелкого, чтобы его не чистить, делали вместе с кожурой котлеты, называя их в шутку свиные отбивные, намекая на то, что отобрали у свиней. Жарили на комбижире, хлопковом масле и даже рыбьем жире. Занятия в школе шли в три смены. Мы возвращались домой в 7 - 8 вечера. В классе было так холодно, что замерзали чернила. На уроках сидели в пальто и валенках, иногда в варежках. Учебников не было. Тетради делали из толстой оберточной бумаги. Летом лазили по соседским садам за яблоками и овощами. Хозяева их жестоко нас наказывали. Например, набивали нам в трусы крапиву, по которой еще прихлопывали руками.