Как ветеринарный врач стал завлитом
- Нияз Рауфович, вы из театральной семьи. С самого детства знали, что свяжете свою жизнь с театром?
- Да, мой папа - театровед Рауф Махмутович Игламов, но о театре я не думал. Учился в аспирантуре ветеринарной академии, работал главврачом ветклиники. Когда папа серьезно заболел, мы с мамой на его юбилей решили сделать ему подарок - выпустить сборник его статей. И я стал собирать материалы для книги. Интернета тогда не было, документы приходилось искать в библиотеках, архивах друзей папы. Мне это было очень интересно. Но я чувствовал, что мне не хватает профессиональных знаний по театроведению, литературному мастерству, и поступил в театральную академию в Санкт-Петербурге на театроведческий факультет. В 2008 году меня пригласили в театр Камала на должность заведующего литературной частью.
- Какую роль в театре играет завлит?
- Завлит должен быть соратником режиссера и собеседником. Это человек, которому режиссер доверяет, который владеет информацией о тенденциях развития современного театра, драматургии. Завлит вместе с режиссером формирует репертуарную политику театра, работает с драматургами, переводчиками. На завлите режиссер оттачивает свои теории. Во всяком случае такие традиции были заложены легендарным завлитом МХАТа Павлом Александровичем Марковым. Это мой ориентир.
Театру не нужны «драмоделы»
- Много пьес приходится просматривать?
- К нам в театр присылают много пьес и на русском языке, и на татарском, причем на татарском меньше. Некоторые авторы просто бомбардируют своими творениями. Остановить графоманство невозможно. Но театру не нужны «драмоделы». Театру нужны драматурги.
- Ежегодный всероссийский конкурс «Современная татарская пьеса», который проводит Камаловский театр, помогает решать проблему дефицита хороших пьес?
- Это не просто конкурс, это образовательный проект с мастер-классами для начинающих драматургов. До 1 декабря мы принимаем работы на конкурс. Призовой фонд выделяет Министерство культуры РТ, и он достаточно солидный. Я знаю, что авторы ждут конкурса, готовятся к нему. Всегда с радостью отмечаем интересные работы, и пьес нам пока хватает.
- На какую историю пойдут современные зрители?
- Мы ждем искренние пьесы. Если драматург пишет о том, что у него болит, что его волнует, это чувствуется с первых строчек. Например, во многих странах разные режиссеры ставили спектакль по пьесе Эрика-Эмманюэля Шмитта «Оскар и Розовая дама». Эта история о 10-летнем мальчике Оскаре, который в больнице умирает от рака. Он понимает, что жить ему осталось несколько дней. Сиделка Роза в розовом больничном костюме предложила ему необычную игру: каждый прожитый день считать за 10 лет и каждый день писать письма Богу, рассказывая, как прожил эти 10 лет. И Оскар писал письма: «Мне 20 лет…», «Мне 30 лет…», «Мне 40 лет…»
История не оставляет равнодушными ни детей, ни взрослых. Кто-то может сказать: «Ну как можно с детьми говорить на такие тяжелые темы?!» Значит, умирать от рака детям можно, а говорить об этом нельзя?
Настоящее искусство - всегда парадокс. Жанр может быть любой: длинные монологи, короткие диалоги, обмен репликами. Это может быть поток сознания… Главное, чтобы спектакль вызывал эмоции.
Мне всегда интересны эксперименты, неожиданные способы подачи известных пьес. Знаете, среди множества постановок шекспировского «Отелло» есть спектакль, где все актеры темнокожие, а Отелло - белый. Такой режиссерский ход имеет право на существование. Как художественный прием это работает отлично.
Ощущения провинциализма никогда не было
- Сегодня театр остается последним хранителем национальной культуры, языка, традиций…
- Мы живем в глобализированном мире, где, по сути, остается все меньше национальных культур. Наш театр совместно с Министерством культуры РТ проводит международный фестиваль и образовательный форум «Науруз». Мы приглашаем в Казань не только театры из тюркских стран. У нас были коллективы из Венгрии, Румынии, Польши, ведем переговоры с Китаем, Германией.
Европе наш фестиваль тоже интересен. Там на самом деле мало национальных театров. В Берлине в большинстве театров спектакли играются на английском языке. Это мировые тенденции, которые от нас не зависят. Тенденции нельзя оценивать по параметрам «хорошо» или «плохо». Они есть, и их надо принимать как данность.
- В России национальные театры поддерживаются государством?
- Как эксперту фестиваля «Золотая маска» мне приходится много ездить по всей стране - от Санкт-Петербурга, Ростова-на-Дону до Южно-Сахалинска. Только в Сибирь в этом году летал раз 20. Вижу, как люди живут в разных регионах.
У каждого народа своя уникальная культура, свои традиции, и невозможно всех привести к одному общему знаменателю.
Чтобы традиции сохранялись, не надо никому ничего навязывать. Надо дать только возможность детям учиться на родном языке. Я сам учился в татарской школе и знаю, что география хорошо преподается на татарском, и математика, и физика. Родной язык знать необходимо.
Власти на федеральном уровне и в регионах должны серьезно заняться сохранением национальной культуры. Люди не хотят расставаться со своей самобытностью. Культурный код, безусловно, есть. Любой человек подсознательно тянется к своим истокам. Лишить его этого - значит заложить мину замедленного действия. Мы все помним, как эти национальные мины, заложенные еще «эффективным менеджером» Сталиным, начали рваться в конце 80-х. Неужели история так никогда ничему никого не научит?
- В чем особенность татарского театра?
- С самого основания татарский театр находился в глубокой провинции, но у него никогда не было ощущения провинциализма. Это очень важно. Если объективно посмотреть, в Москве тоже есть провинциальные театры, и их немало. Вообще сегодня в регионах театральные процессы развиваются ярче, интереснее, чем в столице. Это мнение не только мое, но и других экспертов.
Уйти в антракте мешает вера в чудо
- Нияз Рауфович, зачем, по-вашему, люди идут в театр?
- Театр - это мощный инструмент познания мира и восприятие искусства в формате «здесь и сейчас». Никакое другое искусство не дает такого эффекта. Кино можешь в любой момент остановить, промотать запись, книгу - захлопнуть, отложить, потом вернуться к ней или не вернуться…
Конечно, и со спектакля зритель может уйти в антракте. Но у него нет возможности нажать на кнопку «Стоп». В театре ты уже своим временем не распоряжаешься. Ты всегда соучастник действия. И эту энергию нигде больше не поймаешь.
- А вы можете позволить себе уйти со спектакля, если он не понравился?
- Не ухожу, хотя иногда хочется. Бывает, что через 5 минут после начала спектакля все понятно, что к чему. Но я смотрю до конца в надежде: а вдруг свершится чудо и произойдет какое-то открытие. Иногда открытие случается, но чаще нет.
На Западе нет системы «театр - дом»
- В чем главное отличие театральной системы в Европе и России?
- В России сложилась система «театр - дом», где актеры годами, десятилетиями могут играть одни и те же роли или ничего не делать и получать зарплату. На Западе такое невозможно. Актеры свободны: сыграл в одном проекте, поехал играть в другом. Там хорошо работает система профсоюзов. Все - и звезды, и обычные актеры - со своих гонораров перечисляют определенные суммы в общий фонд. И если так получилось, что профессиональный актер по объективным причинам сидит без работы больше полугода, профсоюз оказывает ему финансовую помощь. Это не очень большие деньги, но на оплату жилья, еду хватает. Своим актерским братством артисты очень дорожат.
- Кто на Западе финансирует театры?
- В Европе, Америке театрам огромную поддержку оказывают меценаты. Там быть меценатом, спонсором выгодно. Дело в том, что налоговая система поощряет меценатство. Допустим, если ты оставляешь наследство, то значительную часть от его суммы наследники должны заплатить государству в виде налога. Но если в течение какого-то времени ты оказываешь спонсорскую помощь театру, музею, творческому коллективу, то налоговая ставка значительно снижается. Стать благотворителем очень просто. Любая бабушка может зарегистрировать свой благотворительный фонд и каждый год перечислять, например, 100 долларов на благотворительность. А у нас закон о меценатстве до сих пор не принят.
- Почему?
- Власть имущим не хочется выпускать вожжи из рук, чтобы не потерять контроль над культурой. Есть богатые люди, организации, желающие, готовые помогать театрам, но в сложившейся ситуации делать им это очень сложно и невыгодно. Меценатам интересно, чтобы благотворительные взносы влияли на снижение их налогов. Закон о меценатстве давно готов, но в Госдуме России нужны лоббисты, которые бы защищали интересы сферы культуры и прилагали силы, чтобы этот закон наконец-то был принят.
