МЕРТВАЯ ГОЛОВА
Дед и внук - шестнадцатилетний школьник, сидели на лавке в предбаннике и шумно пили квас. В щелеватые стены пристройки дул приятный летний ветерок, было легко и бездумно, как всегда в пятницу, когда впереди все равно выходные, да к тому же еще каникулы, а деду... дед пенсионер, у него вечный, хотя и запоздалый отпуск. Вот и сидел в своей Обсерватории с апреля по ноябрь безвылазно.
Лучшей иллюстрации на тему «Старое и новое» придумать было нельзя: дед хоть и крепок сухой стариковской статью, но морщинист, узловатые пальцы не разгибались, а волосы были цвета старого кухонного ножа - не черные и не седые, а какие-то грязно-серые. Внук после третьего захода в парную порозовел как свежезажаренный молочный поросенок и все время лохматил мокрые светлые волосы.
Дед воровато оглянулся, засунул руку за скамейку и выудил оттуда пыльную бутылку, заткнутую березовым сучком. В бутылке тяжело моталась мутноватая жидкость с лиловым отливом - самогон.
- Будешь? - дед ткнул бутылкой внука в бок.
- Нет конечно! - быстро ответил внук.
- Я знаю, - удовлетворенно проговорил дед, - я для порядку спросил.
Предложение деда выпить после бани и решительный отказ внука являлись частью банного ритуала. Внук был спортсменом, занимался вольной борьбой, не пил и не курил. Дед был фронтовик, по собственным словам, «сто раз раненый и один раз заслуженный», иногда выпить любил. Бабка ворчала на это, как говорил дед, «последние сорок лет загубленной семейной жизни», но что правда - то правда: иногда и оставалось иногда, в тираж не выходило.
Дед сильно глотнул, крякнул и захрустел луковицей. Посмотрел на внука, и оба засмеялись.
- Еще париться пойдешь?
- Пойду, - подумав, ответил внук, - в августе соревнования, а у меня полтора кило лишнего веса. Лучше потихоньку сгонять.
- Ну и что - лишний вес? Да брось ты, - махнул рукой дед, - вон бабка наша картошку с грибами жарит, пирожки опять-таки с луком с яйцом. А ты на травке какой-то сидишь.
- Травка - она полезная, - лениво заспорил внук, - а в жареной картошке - канцерогены...
- Я тут до войны этой травки знаешь как наелся - на всю жизнь, - помрачнел, вспомнив, дед, - ей, лебедой, считай, и спасались. А вы сейчас - картошка с грибами, ишь ты, канцерогены. А зачем тогда спорт, если здоровый мужик не может есть что хочет?
- Да ты не понимаешь, дед, - немного загорячился внук, - тут полгода готовишься, силу копишь, тренируешься и вдруг не в свою категорию попадешь...
Дед промолчал и два раза подряд хлебнул из бутылки. Внук посмотрел - не обиделся ли? Нет, не обиделся, но задумался здорово, потому что два последних глотка были явно лишними и выбивались из общего распорядка.
В общем, дед был мужик что надо. Не то что вечно озабоченный политикой отец или мать, «обвешанная» двумя младшими сестренками. С дедом можно было сходить на рыбалку. Он приходил на соревнования и болел как положено. В детстве - внук помнил это - он научил его кататься на велосипеде, а однажды сделал лук из ореховой ветки, который бил выше самой высокой сосны в соседнем лесочке. Дед много что умел.
- А для чего она тебе, сила? - вдруг спросил дед.
- Ну как, - замялся внук, - во-первых, себя защитить. Или тебя. Потом, девчонкам нравится, когда парень может, если надо, по ушам навешать, а не только в «компах» разбирается. Ну и...
Дед снова хлебнул из бутылки и, откинувшись на скамейку, опять меланхолично захрустел луковицей. Внук аж подпрыгнул - четвертый глоток был чем-то особенным. До этого он себе такое позволял только однажды, когда под машину попал старый любимый дедов кот Уголек. Кота в ветлечебнице тогда сшили буквально по кускам, что не помешало ему уже полтора месяца спустя, еще в бинтах, ныть тягучие ночные песни соседним кошкам.
- Дед, ты обиделся, что ли? Да брось! Я картошку тоже люблю, только нельзя...
- Да нет, - еще помолчав, ответил дед, - я тут вспомнил. Это уже на той стороне было, в Польшу мы тогда вошли. Война в обратную сторону повернула. И мы, как положено, впереди, разведка гвардейского полка. Все-таки кормили на фронте неплохо, силища откуда бралась только. Я тогда поздоровее тебя был. Ну и учили кое-чему, не вашей борьбе чета. А все-таки в шеренге в середине стоял. Ребята у нас были - черти. Гришка Кричевский с Украины - вот уж детина! Перед войной боксером был известным. А за войну - орденов и медалей без счета и серебряный портсигар в кармане. От Рокоссовского лично. За дело, конечно. Это дороже медали... Ну и пошли мы с ним вдвоем, как с тобой сейчас, в баню. Натопили поляки - аж волосы трещат. Попарились, оделись уже, в предбаннике сидим, отдыхаем. Вечер, а баня на окраине. И вдруг дверь с петель слетает, вваливается кто-то весь в камуфляжной сетке. Ну, мы ребята подготовленные, вскочили. А у этого фрица вот сила была! Гришку как куклу на пол повалил одной рукой, а меня обхватил так, что не только шевельнуться - поверишь, вздохнуть не могу, как заковали. И, слышу, Гришка хрипит - понимаешь, он одной рукой его душит, другой меня держит. А мы ведь разведка были, не простые ребята. Вот, - вздохнул дед и в пятый раз хлебнул из бутылки.
- А что потом? - тихо спросил внук.
- Что-что, видишь, рядом с тобой сижу... Нож у меня был в сапоге, я его достал и по горлу фрица, режу, а он рычит и не отпускает, рычит и не отпускает! А потом... ну, дорезал я его. На шум наши прибежали. Гришку в медсанбат - тот ему три ребра сломал. А меня, чтобы освободить, этому немцу - мертвому уже - втроем пальцы разгибали! Потом особисты разобрались, дивизия СС «Мертвая голова», говорят, войсковая разведка. А я как сейчас помню - несут этого немца, у него голова мотается, рыжий он был, весь в крови, потом маскхалат сняли, а там... В жизни таких здоровенных не видел. Этот, как там, Шварц... ну этот, с квадратной мордой... как его?
- Шварценеггер.
- Вот он против того немца цыпленок. Я что хочу сказать? Для таких случаев в жизни сила нужна. А когда она была мне нужна - не хватило. Если б не тот нож в сапоге - пиши пропало. Сам бы «языком» стал. А Гришу Кричевского добил бы он, даром что здоровый был, как лось. А ты - по ушам навешать, девчонкам нравится... Чушь все это. У вас тут у самих... мертвая голова.
Внук понуро молчал. Дед неожиданно по-молодому засмеялся, толкнул его в плечо. Внук потянулся к бутылке, но дед решительно отвел его руку:
- Вот этого не надо. Ты у меня молодец. Я ведь не в обиду. Просто сила мужику для другого нужна. А когда это другое наступит - кто его знает?
В маленькое мутное окошко было видно, как от дома с чистыми полотенцами колобком покатилась, шлепая безразмерными галошами, бабка.
- Мужики, прикройтесь, я иду, - с этими словами она распахнула дверь и, мгновенно определив степень опьянения, запричитала:
- Что ж это ты, черт старый, налакался при ребенке, а? Позор на старости лет! Ты посмотри на себя - тебе ж надо пример подавать, а ты что?
- Бабуль, - заступился внук, - тут дело такое, мужское. Про войну говорили.
- Про войну? Во-о-ин! - уперла руки в бока бабка и жалостливо прищурилась на прижухшего деда, - а как курицу зарезать - все самой, так им головы сама сорок лет и рубила...
Довольные друг другом дед и внук, отшучиваясь от наседавшей, как оса, бабки, пошли на запах жареной картошки с грибами. В сарае квохтали куры. А внук вспоминал, что действительно - кур всегда бабка сама резала, а дед отнекивался, куда-то уходил, даже не смотрел на это дело. Он вообще был добрый, дед.
Владимир ДЪЯКОНОВ.
