Санта-Барбара по-казански

"Санта-барбара" по казански

news_top_970_100

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

Они пришли в его группу, когда он проучился уже год, - девчонки, не прошедшие по конкурсу в институт и решившие больше не испытывать судьбу: в техникум так в техникум.

- Вот вам пополнение, - сказала завуч. Она ужасно торопилась и, извинившись перед химичкой, быстро ушла.

И у него впервые екнуло сердце, вернее, он почувствовал, что оно есть, - группа разглядывала всех четверых, он же заметил только одну...

На следующем занятии классный познакомил их: ту, на которую с момента ее появления он смотрел неотрывно, звали Татьяна.

С этого дня мир перевернулся и поменял цвета; что казалось ему первостепенным: друзья, учеба, баскетбол - ушло на второй план. Главным стало видеть Ее и говорить с Ней.

В первый же день он напросился проводить ее, на что получил быстрое согласие, однако шутовское его нахальство было напускным и почти всю дорогу от техникума до ее дома он молчал, отвечая лишь на ее вопросы и изредка задавая свои. Потом они прощались в подъезде, и она ушла, а он долго бродил по улицам, не обращая внимания на начавшийся дождь, и вспоминал снова и снова каждую минуту с ней. И еще долго он не мог заснуть ночью, хотя и старался, чтобы быстрее настало завтра.

Утром он проснулся раньше обычного с ощущением, что сердце слева. И еще его поразило ощущение предстоящего праздника, хотя день был пасмурным и холодным. Не позавтракав и одевшись не по погоде, он вышел из дома, сел в автобус и через пятнадцать минут был у ее дома. Она вышла, когда он вконец продрог, и была очень удивлена:

- Ты чего здесь?

- Тебя жду, - ответил он, пытаясь унять дрожь.

- Замерз-то как, - сказала она, касаясь его руки - такая была у нее замечательная привычка - и заглядывая ему в глаза. - Надо одеваться теплее.

Подошел полный автобус, и они сели в него и всю дорогу промолчали, прижатые друг к другу людскими телами. Из-за долгих остановок - люди спешили на работу, висли в дверях ("Не поеду, пока не закроете заднюю дверь!") - они опоздали, вошли в аудиторию вместе, и он заметил (и она?) взгляды, устремленные на них, немного завистливые и понимающие: был уже не тот возраст, когда смеются над такими чувствами.

Неожиданно они сели вместе, на парту, свободную из-за болезни сокурсника, за которой тому уже больше не пришлось сидеть до конца третьего курса. И он стал провожать ее каждый день.

Теперь он понимает, почему, стоя подолгу в подъезде, она теребила у него то рукав, то пуговицу пальто, то порывалась уйти, то, кажется, ждала чего-то... Он много говорил, обнимал ее, гладил волосы, но она ждала другого - поцелуя и ласк. Он понимает теперь, почему она была так раздражена на следующее утро после той ночи на даче, когда они спали на одной кровати (а начиналось все здорово, они даже выпили немного вина, а потом он заявил: "Спать будем вместе" и на слабое: "А может..." сам постелил постель и лег первый) и он наконец целовал ее в губы. Она была женщиной. И ждала мужчину. А ему - ведь это была первая любовь в его жизни - хватало просто говорить с ней, видеть ее, касаться ее руки, а поцелуй - вы понимаете? - был явлением редким и кратковременным, как само счастье.

И он был счастлив. Они встречались каждый день, виделись на занятиях, и так продолжалось весь второй курс. А летом они расстались. У него были какие-то зональные соревнования, а он так рвался в этот стройотряд вместе с ней. Его не пустили и все. И он писал ей письма, чаще, чем она отвечала ему, а отвечала она все реже (он знал, что она не любит письма) и реже.

Боже, как это было тяжело: ложиться с мыслью о ней и вставать с той же мучительной мыслью: "Где ты? Как? И когда все это кончится?"

А потом пришло письмо от друга, что, де, Танечка твоя вечерами тут не скучает и что есть некий Виктор, на курс старше, который не скучает вместе с ней.

Он не поверил. Он посчитал, что друг врет. Были такие мысли. Но появились и другие, ибо письмо все же посеяло в его душе если не сомнение, так что-то такое...

Тут соревнования окончились, и он стал свободен. И совершил еще одну крупную ошибку - он поехал к ней. Ну откуда ему тогда было знать, что Татьяна сама относила письмо друга вместе с другими на почту и догадывалась о его содержании?

Она встретила его холодно-удивленно, и это поразило его больше всего. Почему удивленно? Разве это не нормально, когда скучают по любимому человеку? Да и что значит расстояние, когда любишь?

Он вспомнил, как ехал сюда. Ехал на одном дыхании, с одной мыслью: к ней, к ней. Он очнулся от ее голоса:

- Давай, я тебя покормлю, хочешь?

Прибегал Виктор:

- А, работать приехал? Кончились соревнования?

И убегал, оглядываясь.

А в ней, он видел, было много чужого. Она была не та. Или как раз та самая?

Было: они сидели на берегу озера и его куртка была, как и положено, на ее плечах. Они обнимались, она отвечала на его поцелуи, и казалось, время остановилось и так будет вечно. Они смотрели на воду, слушали лягушачий концерт и целовались, целовались...

- Ты любишь меня? - спрашивал он ее.

- Да, - отвечала она. - Я люблю тебя...

- Ты любишь меня?

Горел костер, вино было разлито по кружкам, и вокруг были все свои: Саня, Ефим, Фара - словом, та одна группка из тех нескольких групп, на которые делится обычно студенческий курс.

- Не знаю...

- Ты же говорила что любишь?

- А теперь не знаю.

- У тебя что-то было с Виктором?

Она молчала, остальные смотрели на огонь, держа в руках налитые кружки. Костер трещал, разбрасывая искры и мелкие уголья в стороны, и ребята лениво смахивали их с прожженных телогреек.

- Ну, что ты молчишь?

- Я пойду, мне рано вставать, завтрак у нас в семь, и картошку чистить моя очередь...

- Было, было, - сказал Ефим, молчун Ефим, от которого кроме "да" и "нет" редко что можно было услышать.

- А ты видел? - спросила она зло.

- Видел.

- И не раз, - добавил Фара.

- Ты бы вообще молчал, - глянула она с ненавистью (это он писал письмо) и пропала в темноте.

Он уехал на следующее утро, благо случились попутчики.

Дальше было все как в тумане: кузов грузовика, поезд, дом. Ребята что-то говорили ему, он не слышал. Дома он часто заставал себя за тем, что разговаривал сам с собой. Вернее, не с собой, с ней. Что-то доказывал, оправдывался, кричал, чем приводил в ужас мать; забывал о еде.

А однажды он заплакал, впервые после смерти отца.

Скоро лето кончилось, начались занятия. Отношения их были ровные, он часто провожал ее до дома, но в этих отношениях не было прежнего тепла. Он еще порывался вызвать ее на разговор, как-то объясниться, но тихое "не надо" враз отрезвляло его. Он долго мучился, до самой свадьбы и даже дольше. Она вышла за Андрея, бывшего стройотрядовского командира, и на прощанье сказала ему, касаясь его руки - такая была у нее привычка:

- Я тебя не приглашаю, все равно ведь не придешь? И я желаю тебе счастья.

Так закончилась его первая любовь.

Потом, через годы, он часто вспоминал ее и добрым словом, и злым. Однажды Фара спросил его:

- Если ты вдруг ее встретишь - подойдешь или сделаешь вид, что не узнал, и пройдешь мимо?

И он ответил, совсем немного подумав:

- Подойду.

У него была потом и вторая любовь, и третья... Но согласитесь, ведь это уже не то?

Алексей ЧЕРНЫХ

news_right_column_240_400