Сладкое иго

Ветер теребил ее волосы, слегка подернутые сединой. Поздний ребенок - как самая сладкая вишенка, оставшаяся не сорванной на ветке. Каким же он будет, этот плод сумасшедшей любви, поздней страсти, солнечных дней бабьего лета среди наступающей осени? Нет! Он будет красивым. Дети любви не могут быть некрасивыми. Нахлынули воспоминания.То лето было жарким. Растрескавшаяся от зноя земля изнывала от жажды. Вяли цветы и травы. Только полынь терпеливо переносила жару и распространяла повсюду свой терпкий, перемешанный со зноем аромат. Она шла по земле босая. Дорожная мягкая, пепельно-рыжая пыль ласкала подошвы ее ног, щекотала пространство между пальцев. Легкое шелковое платье облегало ее налившееся ярой силой тело, ждущее любви и ласки, готовое плодоносить. И сама земля напоминала странницу, истомленную зноем, бредущую в никуда, заставляя думать о прошлом и обещая будущее.Навстречу шел коренастый загорелый человек. Поравнявшись, приветливо заговорил, расспрашивал, кто, мол, и откуда, надолго ли здесь. Сам он не был заброшен в глухую деревню случайным ветром. Окончив сельхозинститут, вернулся в родные места. Это обстоятельство и удивляло больше всего, ведь люди всеми правдами и неправдами стремились хоть как-то зацепиться в городе. Он же, напротив, рвался в родные места. Здесь и семьей обзавелся, детей у него шестеро. А что же и делать-то в деревне, как не детей растить? Хотя скука теперь здесь. Остались лишь старики древние да пьянчужки, у которых не хватило ума и желания хоть как-то вырваться из этих, кажется, и богом забытых мест.Набиулла почти уж с год как овдовел. И теперь вся орава, вся его футбольная команда при нем. Долго ходили слухи о причинах смерти его жены, но так никто и не понял, что там произошло. Кто говорил, что по совету кумушек жена его ноги все парила от варикоза, да видно, что-то пошло не так в лечении. А кто поможет в деревне? До города, до больницы далеко, особенно если дело незамедлительных действий требует. А кто-то еще приплел, что не тромб, мол, оторвался, а иное было. В деревне ведь всякий свое прибавит так, что до истины и не добраться. Во всяком случае, овдовел Набиулла нежданно и негаданно. Так вот и связались в этот день нити их судеб: его, коренного сельчанина, и ее, сугубо городской жительницы.Ольга Юрьевна приехала сюда с археологической экспедицией. Ее студенты разместились в поле лагерем, выставив палатки клинышком, почти таким же, как знаменитая «свинья», принесшая Невскому победу над шведами. Она любила все эти экспедиции и бывала в них почти каждое лето. Они заменяли и семью, которой у нее все еще не было, хотя время неумолимо подходило к сорока годам. Может, кто-то и назвал бы ее синим чулком да крысой, чахнувшей в тиши научных библиотек, но она не была такой. Просто все чувства, все ее женское естество до времени словно погрузилось в странный летаргический сон, в котором ничего не было, кроме всех этих экспедиций и докладов на научных конференциях. Пока ее устраивала роль наблюдателя жизни, но не ее участника. Ольге Юрьевне нравилось смотреть, как студенты, в первый раз попавшие на настоящие раскопки, удивляются каждому черепку, ржавому гвоздю или медной монете, ведь она и сама когда-то была такой. И жажда первооткрывателя в ней не угасла до сих пор. Она всегда жила ожиданием открытий не виданных доныне редкостей. А еще хотелось поскорее защитить докторскую, и, кажется, больше ничто не входило в ее планы. Но судьба... Как она порой распоряжается нами!Тот день был особенно жарким, все изнемогали от жажды. Даже большого бидона воды на двадцать человек было мало. Ольга Юрьевна пошла по дороге, раскаленной зноем, в поисках хоть кого-то в деревне, кто бы мог достать им воду. Так и произошла их встреча. В тот день привезли для ребят на подводах не только воду, но и молоко и хлеб - Набиулла постарался. Он был главным в местном управлении. А потом их встречи стали не только деловыми, как-то незаметно их потянуло друг к другу. Говорят же, если судьба, то найдешь ее хоть у черта на куличках. Но экспедиция подходила к концу, и надо было расставаться. Прощались будто навеки, а потом стали часто перезваниваться - что не день, то разговоры по межгороду. И все-таки шустрый Набиулла увез Ольгу в свою глухомань. Отпуск она взяла, чтобы докторскую писать, а понадобился он и для другого. Весело, шумно у Набиуллы. Дети поначалу озоровали, а она мало что понимала по-татарски, чем они и пользовались. Брались якобы ее учить, а сами наговорили слов нехороших и, когда она их повторяла, покатывались со смеху. Бывали и минуты отчаянья, когда Ольга уже думала бросить все и вернуться к привычной жизни, но потом как-то успокоилась.И часто она думала: ну почему так получилось, чем очаровал ее этот, в общем-то простоватый, бесхитростный человек, да еще с кучей детворы? И постепенно стала являться ей истина. Он настоящий, а она так устала от неискренности, игры, от того мира, где никто не был самим собой, все словно участвовали в гигантском спектакле, только исполняли свои выученные назубок роли, как заводные куклы. Здесь же никто не играл, а чувства и поступки были непритворными. Все было настоящим: и этот воздух, и пейзаж за окном, и детский смех, и запах потной мужской сорочки, запах тела, теплого, утомленного работой, не дезодорированных городских роботов запах, такой же фальшивый, как они сами, а настоящий, настоянный на парном молоке и травах, на свежем воздухе запах. И теперь в ней самой просыпалось настоящее, древнейшее начало, то, что в ней так долго дремало, - инстинкт женщины-матери, подобный той силе земли, приносящей плоды. А может, это и есть настоящее счастье - то, ради чего и приходит женщина в этот мир?В сентябрьский день, последний из дней бабьего лета, она стояла у раскрытого окна. Мальчик читал вслух из учебника что-то про татарское иго. Ольга Юрьевна улыбнулась, погладив свой округлившийся живот, и подумала: «Но до чего же сладко мне это самое «татарское иго», и ничего в мире другого мне не нужно...»