— Олеся Игоревна, как такая очаровательная женщина оказалась в погонах? Неужели вы с детства мечтали о профессии полицейского?
— Что вы! Я никогда не мечтала о подобной профессии. Родилась и выросла в Омске в семье, далекой от правоохранительной системы: папа работал железнодорожником, мама педагогом. В выпускном классе мне довелось пройти тест на профпригодность. Каково же было мое удивление, когда он показал, что из меня получится отличный милиционер. А что? Мысль эта мне понравилась, родители отговаривать не стали, оставив право выбора за мной. Когда я узнала, что в родном городе есть Омская высшая школа милиции, пошла учиться на юриста.
— Как оказались в татарстанской столице?
— В Казань я приехала вслед за супругом. Он тоже полицейский, так что у нас семья в погонах. В этом есть свои преимущества: мы не задаем друг другу вопрос «Почему задержался на работе?», не устраиваем скандалов из-за командировок, зато отлично понимаем друг друга и ценим то время, которое нам удается провести вместе. Именно семья — мой надежный тыл, мой антистресс. Плечо супруга — то, что помогает уберечь себя от профессионального выгорания и деформации психики. Придя домой, мы никогда не говорим о работе, оставляя профессиональные проблемы за порогом. Поскольку у нас у обоих ненормированный рабочий день, домашние хлопоты мы делим пополам. Кто свободен, тот и шеф-повар.
— Как, на ваш взгляд, за последние годы изменилась система правоохранительных органов?
— Я в правоохранительных органах с 1 сентября 1993 года, а в следствие пришла 6 апреля 1997 года, как раз в этот день отмечают День работников следствия. Действительно, время на месте не стоит, совершенствуются инструменты следствия, развиваются все виды экспертиз. То, что нам — милиционерам, казалось фантастикой, сегодня — привычное дело. Если раньше мы преступления раскрывали «ногами», то сегодня благодаря современным технологиям, больше времени можем уделить анализу и изучению материалов, к примеру, записей с камер видеонаблюдения, результатов генетических и прочих экспертиз. Все для нас, следователей, имеет значение — запахи, отпечатки пальцев, почерк человека и так далее.
— Что движет вами в работе?
— Мною движет азарт. Расследуя дело, хочется не просто дойти до финала, грамотно выстроить все цепочки, но и получить моральное удовлетворение, осознавая, что сделал все на отлично. В моей памяти на долгие годы остался молодой человек, который совершил кражу. Спустя время он пришел и сказал: «Спасибо, что вы меня тогда остановили». Я считаю, что это лучший результат работы.
Надеть погоны может каждый, не каждый сможет их носить. К нам приходят работать специалисты, закончившие непрофильные вузы. Они, насмотревшись романтичных фильмов о следователях, очень быстро разочаровываются. В кино мы привыкли видеть сверхпроницательных полицейских, которым легко удается раскрывать преступления, прям как орешки щелкать… Дело в том, что работа следователя — это постоянный, ежедневный, кропотливый труд, который требует усидчивости, аналитического склада ума и жесткой самодисциплины. Будет порядок в голове, будет он и в делах. Лично я не приемлю творческого хаоса.
— Конечно же, в вашей работе невозможно обойтись без интуиции…
— Был в моей практике такой случай. Произошло это, когда я работала в Омском линейном управлении внутренних дел на транспорте. Ехала на южный курорт в отпуск семья офицеров. И вдруг их сняли с поезда за неадекватное поведение. Они утверждали, что сами стали жертвами преступников, но ничего вразумительно объяснить не могли, да и вели себя странно. Около часа мы пытались выяснить, что же произошло на самом деле, и тут мне пришла в голову мысль отправить эту семейную пару на экспертизу к медикам. Думаю, пусть выяснят, нет ли у них в крови чего лишнего. И знаете, интуиция меня не подвела! Экспертиза обнаружила медицинский препарат, который преступники добавляют в алкоголь потерпевшим, чтобы те крепко уснули. Как выяснилось, накануне в купе к семейной паре подсела попутчица, она и опоила офицеров, а когда они заснули — обчистила. «Клофелинщицу» эту позже нашли и задержали.
— Почему наши граждане часто становятся жертвами мошенников, ведь правоохранительные органы и СМИ постоянно ведут профилактическую работу?
— Мне кажется, дело в высоком профессионализме мошенников и большой доверчивости наших граждан. Надо отметить, что в последние годы увеличилось количество совершаемых дистанционных мошенничеств. Связанно это с развитием систем телекоммуникаций, глубоким проникновением интернета в нашу жизнь. Граждане переживают за свои сбережения, этим и пользуются злоумышленники. Удерживая жертву на связи, они заставляют ее в панике производить необдуманные действия. Спустя время человек понимает, что его обманули, обычно обращается за помощью в полицию. Хотя стоило бы прервать разговор и воспользоваться телефоном «горячей линии». Ее ведь и искать не надо — переверни банковскую карточку.
Сейчас уже реже, но все-таки иногда мошенники применяют распространенный ранее прием «Ваш сын (муж, родственник) попал в аварию, нужны деньги, чтобы избавить его от ответственности». Стоп! Почему никто сначала не звонит сыну, мужу, родственнику? Почему никто не задумывается о том, что, переводя деньги мошенникам, человек дает взятку? К тому же получается, что сотруднику полиции.
Еще проблема в том, что граждане часто обращаются за помощью в полицию слишком поздно. Иногда верят и ждут, что сбудутся обещания мошенников. Иногда мне кажется, что гражданам как-то неловко перед самими мошенниками — будто стыдно усомниться в честности сограждан.
Лично меня однажды от карманной кражи спас Уголовный кодекс. Произошло это в пору моей учебы. Ехала я в транспорте. Сумку, как и положено, к груди прижимала. Когда вышла на остановке, оказалось, что сумку мою все-таки незаметно разрезали, но ничего не взяли, потому что первое, что смог вытащить воришка, оказался Уголовный кодекс.
— Вам никогда не было жалко преступников?
— Произошел однажды в моей работе такой эпизод. Молодой человек на железной дороге украл деталь. Мы его задержали. Когда беседовали в кабинете, я на время отлучилась, а когда вернулась, застала такую картину. Сидит наша молодая сотрудница — стажер и задержанный, и оба плачут. От жалости. Задержанный горюет о своей трудной доле, а нашей сотруднице его жалко. Я ее вывела за дверь, говорю: его жалко, а если из-за его поступка поезд пошел бы с рельсов под откос, последствия ведь представить страшно! Людей пострадавших было бы не жалко? Девушка эта прекрасным следователем потом стала.
Конечно, совсем без жалости нельзя, иначе это может превратиться в черствость. В чувствах надо уметь держать равновесие, а жалость выдавать порционно.