Весь день насмарку

- Что?! - сон сняло как рукой. - Чего же ты вовремя-то не разбудила?

- Я думала, ты разрешил себе поспать сегодня подольше.

- Думала она... - проворчал я и потопал в туалет.

Весь утренний ритуал пришлось проводить в спешке, отчего он утратил свою значимость и стал простым набором действий: утренний стул, чистка зубов, бритье, умывание, чашка кофе. Это значило, что и весь остальной день грозит не сложиться, как уже и случалось, правда, не так часто. Как сказал однажды старший распорядитель Богданыч:

- Если я утром после первой чашки кофе не посижу на очке с журналом и сигаретой - весь день пойдет насмарку.

Когда я намазал пеной щеки и подбородок и только-только начал бриться, отключили воду. Пришлось брать воду из чайника, мыть лезвие в стакане и экономно умываться, на чем я потерял дополнительно еще несколько минут. Кофе пришлось выпить залпом и уходить в спешке, но и тут не повезло: лифт все время перехватывал кто-то ловчее меня, как бы я ни давил на кнопку вызова.

Двадцать второй я увидел, когда подходил к перекрестку. Следовало поторопиться, чтобы успеть на него, но как назло загорелся красный, и путь мне преградил нескончаемый по утрам поток машин. Правда, какой-то мужик примерно одного со мной возраста с коричневой от загара плешью и девица с острыми локтями, ловко лавируя между машинами, ринулись на ту сторону, не дожидаясь зеленого сигнала светофора, в результате чего успели на автобус. А я нет. Двадцать второй, до которого оставалось несколько шагов, закрыл двери и, пыхнув горячим и вонючим газом из выхлопной трубы, поехал без меня.

Словом, не заладилось с утра, и все тут.

Я конечно опоздал. Когда пришел, оперативка уже закончилась, и директорская секретарша посмотрела на меня так, будто я только что, злобно ухмыляясь, сломал через колено клюшку, отобранную у несчастной слепенькой старушки.

- Павел Иванович, вы опять опоздали, - без всякой интонации произнесла секретарша. - Альберт Николаевич очень недовольны.

- Почему опять? - возмутился я, пытаясь поймать взгляд секретарши. - Когда это я опаздывал?

Секретарша щелкнула по клавишам компьютера и невозмутимо ответила:

- Вы опоздали восьмого февраля две тысячи пятого года, двадцать шестого сентября две тысячи шестого, двадцать четвертого октября две тысячи седьмого года...

- Позвольте, но тогда из-за ливня и пробок на дорогах опоздало все бюро, включая вас...

- ...и четвертого января этого года.

- Четвертое был праздничный день, и можно было вообще не выходить!

- Но вас же просили прийти на работу?

- Да, как и всех начальников отделов.

- А вы опоздали.

- Но я же пришел!

- Вы опоздали на семь минут...

Секретарша наконец подняла голову и посмотрела на меня ясным бесстрастным взором. Если раньше, лет двадцать назад, самыми важными персонами были ресторанный швейцар, водитель такси, официант и продавец пива, то сегодня благоговение и даже страх внушали секретарши. Они были близки к начальническому телу, и тень от него накладывала на них некий отпечаток власти и значимости, что должно было вызывать благоговение у простых смертных. И вызывало.

Настроение было испорчено напрочь. Не подняло его и поздравление хорошенькой Светки с днем моего рождения. А я и забыл. Оказывается, такой паршивый день, как сегодня, - это и есть день моего рождения. Что ж, ничего удивительного.

Обед, после которого на сердце становится тепло, а на лицо снисходит благость, принес мне дополнительное расстройство. В прямом, физическом смысле. Несколько раз я скорым шагом вынужден был следовать к двери с нарисованной на ней фигуркой человека в цилиндре и брюках и стремительно скрываться за нею, покуда не случилось непоправимого. Сами понимаете, такое мое состояние настроения не прибавило. Кроме того, за час до окончания рабочего дня мне принесли расчеты одного нашего деятеля, опять напортачившего в цифрах. И мне пришлось корпеть на ними аж до половины седьмого.

Домой я вернулся злющий, да еще с отдавленной ногой, что мне устроила женщина пудиков эдак семи с лишком. Когда двадцать второй резко тормознул, она пошатнулась и встала каблуком своей туфли мне на большой палец. Почувствовав, что стоит на моей ноге, она повернулась и сказала:

- Ой.

После чего отвернулась и, как ни в чем не бывало, сошла с моей ноги. А я готов был разорвать ее. Или откусить нос. Если бы до него допрыгнул. Так что, открывая дверь, я был готов рвать и метать, и выплескивать все накопившееся за день на любого, кто попал бы под руку.

Но в зале никого не было.

Я переоделся и прошел на кухню.

Никого.

- Эй, кто-нибудь, - заорал я вне себя. - Жена, дочь, вы где?

Ответом было молчание.

- Где вы, мать вашу?!

Тишина.

- У меня сегодня (нехорошее слово), как никак, день рождения (нехорошее слово).

Та же тишина.

- Ну конечно, вам же (нехорошее слово) на меня! И всегда было (нехорошее слово)! Вам наплевать, как я себя чувствую, как у меня дела на работе, что меня беспокоит. Вас волнуют только ваши (нехорошее слово) шмотки. Да еще этот Ромуальд Викторович, хрен моржовый. Так ведь, жена? Супружница ты моя ненаглядная! (Несколько нехороших слов.)

Снова тишина.

- Жрать хочу! Доча, где котлеты, где жареная картошка? Или ты все время перед зеркалом провертелась, морду свою прыщавую разглядывая?

Нескончаемая тишина.

- Жена-а-а-а! Так, значит! Нету тебя! И это в мой день рождения! Небось, к мамочке своей (нехорошее слово) ушла! А я тебе (нехорошее словосочетание), да? Ну и (нехорошее слово) с тобой. Живи как знаешь. А я щас к Нинке-соседке зарулю. Она давно на меня глаз положила, так что проблем не будет. (Нехорошее слово) мы с ней за милую душу! И на шубу она у меня денег выпрашивать не станет! Не такая она (нехорошее слово), как ты! А с этим твоим Ромуальдом Викторовичем ты хоть (нехорошее слово) до смерти!!!

Та еще тишина.

Я встал, вышел из кухни, прошел залу и в сердцах пнул дверь в комнату дочери. Дверь растворилась, и я увидел вытянутые лица жены, тещи и Ромуальда Викторовича с супругой. Дочь тихо плакала в портьеру.

- Значит, я хрен моржовый? - спросил Ромуальд Викторович, сверля меня взглядом.

- Да нет, я просто... - промычал было я, но был остановлен властным голосом тещи:

- А я, стало быть (нехорошее слово)?!

- Я совсем не это хотел ска...

- А я, выходит (несколько нехороших слов)? - скрипнула, словно гвоздем по стеклу, супружница. - Нинка соседская, значит, лучше?!

- Да вы все неправильно меня поняли! - воскликнул я и нервически хихикнул. Больше говорить было нечего. Я стоял, мелко смеялся и разводил руки в стороны.

- Ну что же, с днем рождения, милый, - коброй прошипела жена и влепила мне в лицо тарелку с тортом.