Из-за денег Ирина пилила Павла постоянно. А откуда им взяться у бюджетника с доходом семь с половиной тысяч?
– Мне что, воровать идти? – вопрошал Павел, которого подобные упреки жены вконец достали.
– А хоть воруй, но семью обеспечь! – раздраженно заявляла ему Ирина. – Другие же воруют, и ничего…
Короче, они развелись. Разменяли квартиру. Ей досталась однокомнатная «ленинградка» в Ново-Савиновском районе с перспективой на новостройки, а ему «хрущоба» с видом на стену из красного кирпича.
Жизнь вообще штука довольно скучная. Если день вчерашний ничем не отличается от предыдущих, а завтрашний будет похож на сегодняшний как брат-близнец. А тут еще эта стена…
Как хорошо, оказывается, было раньше! Выйдешь поутру на балкон выкурить первую на дню и оттого самую сладкую сигаретку – хорошо! Солнышко светит, во дворе на деревьях птички чвыркают, создавая бодрый такой настрой. Даже на работу – хочется. Чтобы, значит, засучив рукава, приняться за дело и сработать его так, что лучше тебя никто и не сделает. После чего на душе если не праздник, то уж точно благодать.
А какой вид открывался из окон прежней квартиры!
Казанка в солнечных блестках ряби; темные точки лодок рыбаков, надеющихся не только побаловать свежей рыбкой пройдоху-кота, но, коли повезет, так и всю семью.
За рекой на холме величественно высился кремль. Издалека в легком тумане он казался невесомым и оттого сказочным, что тоже навевало определенное настроение, спокойное и немного романтическое. Не хотелось никуда спешить и уж тем более огрызаться на раздраженные колкости жены.
Теперь не было ни жены, ни квартиры с видами на Казанку и кремль. Настроения же и вовсе не было никакого. Уныние и тоска, наступившие вместо столь желаемой многими мужчинами свободы, усугублялись еще этой стеной из красного кирпича. Теперь вместо величественной городской панорамы Павлу приходилось смотреть на эту стену. Потому что больше смотреть было некуда. Дома глаз тоже ничего не радовало: серые стены без намека на живопись Саврасова, обшарпанная мебель и потолок с желтоватыми разводами.
На работе дела тоже шли неважно. Зарплата падала медленно, но верно, люди ходили хмурые и озабоченные, и достаточно было недоброго словца или даже косого взгляда, чтобы между сослуживцами вспыхнула злая перебранка или настоящий скандал. В общем, пошли времена, что и на работу, как на каторгу, и домой, как в тюрьму.
Зима в этом году была долгой и холодной. Паша предпочитал курить на кухне, потому что стоять на балконе было себе дороже. И только в апреле, когда наконец градусник за окном стал показывать плюсовую температуру, Паша начал снова выходить на балкон.
А что за ним?
Стена… И не гнилая, которую ткни – и развалится, а из добротного красного кирпича с ровными шовчиками потемневшего от времени раствора.
Однажды утром, ближе к середине апреля, когда по-настоящему стало пригревать солнце, Павел вышел на балкон покурить. Настроение было паршивое, потому как вчера начальник отдела при всех сделал ему выговор. Дескать, вы, Павел Александрович, стали плохо работать.
– Да не стал я плохо работать, – заявил в ответ Паша. – Просто я работаю именно на ту сумму, какую мне теперь платят. Ни больше ни меньше.
Начальник хмыкнул, но не нашелся с ответом. И ушел в свой кабинет делать оргвыводы.
Павел уже собирался выбросить окурок за борт, как вдруг увидел на стене надпись. Еще вчера, он это помнил твердо, стена была без надписей. И нате вам: почти прямо против его глаз аршинными цифрами был жирно намалеван семизначный номер телефона, а сбоку от него красовалось слово «Д О С У Г».
Подобного рода объявления он видел на заборах и торцах зданий, когда шел на работу и возвращался с нее. Когда шел в магазин шаговой доступности за продуктами или собирался попить пивка в круглосуточной стекляшке. Однако после прочтения этих объявлений на стене против его окон настроение испортилось вконец. Павел Александрович почувствовал себя оскорбленным. Эти объявления были словно насмешкой над ним, оставшимся без женщины в полном расцвете сил и мужской энергии. Ведь он был несчастлив и практически нищ, а женщины предпочитают богатых и успешных. И только индивидуалкам, спрятанным за указанными телефонными номерами, наплевать, успешен ты или неудачен, богат или нет. Выложи деньги – и милости просим.
После работы Павел зашел в строительный магазин и купил банку краски и кисть. Зашел домой, переоделся и закрасил объявление. Он уже хотел повернуться и уйти, как вдруг вспомнил надпись у соседнего подъезда своего бывшего дома. Прямо на асфальте какой-то Ромео написал белой краской: «Светка, я люблю тебя!»
Очевидно, Светка жила в том подъезде и могла каждое утро, день и вечер, выйдя на балкон, прочитать эту фразу. И улыбнуться.
Паша немного постоял, а потом, подставив под ноги несколько кирпичей, вывел поверх закрашенной надписи свою:
«Д О Б Р О Е У Т Р О, П А Ш А».
Вернулся домой, вымыл руки и вышел на балкон покурить. Надпись ярко белела на красной стене и читалась великолепно!
В этот вечер Павел Александрович не думал о дурном. Не злился на начальника, теперь косо смотревшего на него, не тяготился тем, что завтра опять надо на работу, и не разговаривал в мыслях с бывшей женой, пытаясь что-то ей доказать. Плотно поужинав, он завалился спать, проигнорировав даже криминальный сериал, который он в последнее время приучился смотреть.
Утром встал раньше обычного. Привел себя в порядок, неспешно позавтракал и вышел на балкон покурить.
«Доброе утро, Паша», – молча приветствовала его стена.
– Доброе утро, – ответил Павел Александрович.
Откуда-то сбоку - похоже, с соседнего балкона, донеслось птичье чвырканье. Краешек солнца, выглянув из-за стены, выстрелил теплыми лучами прямо ему в лицо. Павел сощурился и улыбнулся. Кажется, день обещал быть добрым. Что ж, ведь мы не какие-то там перекормленные и благополучные швейцарцы или голландцы. И для улыбки и хорошего настроения нам вполне достаточно услышать щебет птиц и ощутить теплоту солнечных лучей. И еще чтобы кто-то, пусть и не вслух, пожелал нам доброго утра…
