В этом году Владимиру Александровичу исполняется 95 лет. Он по-прежнему активно работает, его выставки ждут во многих странах. Мы встретились с Владимиром Поповым в Галерее татарского шамаиля в мечети Кул Шариф на выставке исламской живописи московского художника Евгения Хайлова «Сопричастность».
- Владимир Александрович, в 70 лет вы неожиданно для всех увлеклись исламской каллиграфией, с чего началось увлечение?
- Я увлекся каллиграфией неожиданно даже для себя. В этом была некая доля авантюризма. А началось все с того, что однажды замечательная художница Любовь Львовна Сперанская показала мне большой увесистый альбом каллиграфии, собранный еще до революции 1917 года профессором Казанского университета Покровским. Я был потрясен! Я влюбился в это искусство и поставил себе цель - стать мастером каллиграфии, мастером шамаиля и тугры.
- Это очень тонкое искусство, кто помогал вам постигать его?
- Раньше искусству каллиграфии обучали с детства. Обучение было строгим. Мастер нерадивых учеников наказывал, ставил на колени в угол. Учителя у меня не было, в угол меня никто не ставил. Я обратился к известному казанскому художнику, каллиграфу, знатоку арабской графики Назибу Наккашу, и он познакомил меня с азами арабской графики.
В арабском алфавите 28 букв и более 20 различных шрифтов. Такой красоты, такой гибкости и музыкальности нет ни в каком ином языке. Было сложно, непривычно, ведь до этого я всю жизнь проработал как реалист. К тому же арабского языка не знаю.
Но ни о каких языковых, религиозных, национальных барьерах не думал. Для меня их не существовало. Я просто работал, а когда возникали вопросы, обращался за советами к специалистам. Стал изучать Священный Коран, хадисы пророка Мухаммада - это для меня неисчерпаемый кладезь мудрости, вдохновения и тем для работ.
- Как восприняли специалисты, коллеги нового художника Владимира Попова?
- Когда была моя первая персональная выставка в Москве, в Музее Востока, все удивились. В 2000 году меня пригласили в Иран для участия в VIII Международном фестивале Корана и каллиграфии. Мне было 76 лет, я тогда был молодой начинающий каллиграф. На фестивале увидел, что у каллиграфии безграничные возможности.
Да, с одной стороны - это традиционное искусство, очень строгое, точное, где каждый изгиб линии буквы просчитывается буквально до миллиметра. Но с другой стороны, каллиграфия дает простор творчеству. Для мусульман было невероятно, что русский художник так необычно продолжает традиции арабской каллиграфии. Знаете, в экспозиции был альбом с моими работами. Он закрывался в музейной витрине, но к концу выставки альбом исчез... В общем, Иран удивил меня, а я удивил его.
- Что для вас каллиграфия, шамаили, тугры?
- Это настоящая свобода! Сейчас это моя жизнь. Тугра для меня - не просто имя человека, которое красиво написано. Тугра - своеобразный ребус. Она абстрактная, но сочетание этих линий, их напряжение, динамика или, наоборот, спокойствие завораживают. У букв там своя жизнь. Одна старается другую перекрыть, быть более заметной. Буквы странно, причудливо переплетаются, но вместе они отражают неповторимый образ, характер человека. Выразить линией его состояние, сущность - задача сложная. Но мне это очень интересно!
