ВСЕ МЫ ПОД БОГОМ ХОДИМ

Уважаемая редакция «Казанских ведомостей».

Пишет вам простая крестьянка, женщина из сельской глубинки. Написать вам побудили боль и обида, с которой меня столкнула жизнь. Работаю в колхозе дояркой. Работа, конечно, очень тяжелая, все вручную, но я на это не сетовала, колхоз платил деньги, 2 тысячи, и была довольна. Растила двух сыновей. После окончания школы старший поступил в Буинский ветеринарный техникум, но по достижении 18 лет решил пойти в армию, хотя военкомат и давал ему отсрочку. Он решил, что лучше отслужит со своим годом, а потом спокойно продолжит учебу. Взял академический отпуск, прошел комиссию, и 11 мая 2004 года его забрали в армию. Попал на Дальний Восток. Стали приходить письма, что у него все хорошо, чтобы я не волновалась. Прослужил 10 месяцев, 14 февраля ему исполнилось 19 лет. 27 февраля пишет последнее письмо, что жив, здоров, а 1 марта ложится в госпиталь г. Свободный Амурской области. Из этого госпиталя его переводят в другой военный госпиталь в Белогорске. Поступает он туда с почками. И каким-то образом в этом госпитале г. Белогорска, куда он прибыл 3 марта 2005 г. из госпиталя Свободного, мой сын заболевает инфекционным заболеванием (ветряная оспа). Состояние ухудшается, а при госпитале нет даже аппарата искусственной почки. Как уж все там произошло, остается только догадываться. В крайне критическом состоянии моего сына отправляют в госпиталь в Хабаровск. Там подключают аппарат, но безрезультатно, в конечном итоге сепсис и дальше летальный исход. Из Хабаровска я получаю телеграмму о состоянии сына. С этой телеграммой еду в военкомат к военкому, откуда он призвался (Татарстан, г. Буинск). Военком, прочитав телеграмму, заявляет, что у него нет денег отправлять меня в Хабаровск, да и вообще, вам же колхоз, дескать, дает зарплату, вот и езжай. Но потом он все-таки поднялся к себе в кабинет и стал звонить в Казань, узнать, как можно меня отправить, но время было обеденное, и естественно, на рабочем месте никого не застал. Затем сказал, что ему тоже надо на обед. Нас попросил подождать. И мы на улице у военкомата сидели и ждали его, пока он пообедает. А в реанимации в это время умирал мой сын. После обеда военком снова поднялся с нами в кабинет решать этот вопрос дальше. И при этом сказал мне в грубой форме, что мне надо 50 тысяч и где, дескать, их взять. После этого я попросила его позвонить в госпиталь, в телеграмме был номер телефона. На это он, конечно, согласился и позвонил. Ему к телефону пригласили дежурного врача, который сообщил, что у моего сына сепсис и чтобы военком срочно отправил мать. Он позвонил главе администрации, объяснил ситуацию, и мне было велено прийти к главе администрации г. Буинска к двум часам. В кабинете у главы администрации меня старались успокоить, что сейчас не умирают от сепсиса, что все будет хорошо. Глава позвонил в колхоз и приказал собрать 50 тысяч и машину, чтобы отвезти меня в Казань на вечерний поезд. Сказал, что деньги мне дают под отчет. Вот так я поехала в Казань. На руках 50 тысяч и еще в кармане билет льготный на обратную дорогу, это военкомат выписал. Оказывается, есть такое положение на подобные случаи. Выезжаю 21 марта из Казани в Москву, а из Москвы в Хабаровск прилетаю 23 марта. В госпитале меня пригласили к зам. начальника по лечебной части, который мне старался объяснить, что у них есть все медикаменты, что сейчас у них работают доценты и профессора и в наше время от этих болезней не умирают, но, мол, слишком поздно доставили моего сына. Когда его привезли к ним, он был еще в сознании, но речь уже была бессвязной. И 23 марта в 6.15 утра давление упало, и сердце остановилось. Вот так закончилась жизнь моего сыночка в 19 лет. Кто виноват и где искать виновных? Второй удар получила от руководства колхоза, оказывается, мне надо полностью выплатить эти деньги, что они давали. Восемь лет работали в колхозе вдвоем с мужем без прогулов и пьянок, честно и добросовестно. Летом и сыновья трудились на комбайне помощниками, пасли скот колхозный. Младший и сейчас пасет скот. Дело не в деньгах, это все наживное, дело в совестливости. Конечно, мне тогда не до того было, чтобы собирать чеки и квитанции, но что-то привезла, где-то около 16 тысяч, хотя бы эти деньги оставили. Хоронили сына в Челябинске, на его родине, у него там и отец захоронен. Но не в деньгах дело. Я еще в состоянии себя кормить и с протянутой рукой никогда не ходила и, надеюсь, не пойду. Дело в другом: откуда такая черствость душ у людей? Ведь это может с каждым случиться, мы все ходим под Богом. У всех есть дети. Прошу вас напечатать мое письмо, пусть люди узнают, что человеческая жизнь сегодня и гроша ломаного не стоит. Такую боль ни залечить, ни забыть нельзя.