Замороженное сердце

Замороженное сердце

news_top_970_100

В магазине стояла очередь к кассе. Одна из покупательниц болезненно морщилась - уж больно противный хруст раздавался от соседнего прилавка. В руках у молоденькой продавщицы был большой нож, и она со сноровкой, даже с каким-то ожесточением, кромсала картонную упаковочную коробку. Женщина в очереди не выдержала, разразилась возмущенной тирадой. Девушка взглянула удивленно и, вскинув руку, убрала нож куда-то на верхнюю полку. Женщина проследила за ее жестом - тонкое запястье поднятой руки было пересечено глубоким шрамом. Выражение лица не по возрасту серьезно и замкнуто. Но хороша, похожа на красивую южанку.

Алла - так звали девушку - сложила нарезанный картон в ровную стопку на табурете, придавив коленом, перевязала - получился кирпичик. В ее ведении был большой прилавок в углу - журналы, книжки. Магазин работал допоздна, вечером покупателей заходило мало, и она позволяла себе вязать - у нее отлично получались модные шапочки, и заказов было много. А от уха тянулся проводок плеера - очередной урок английского. Ближе к закрытию перетаскала картонные кирпичики, накопившиеся за день, в темный угол под лестницей. Раз в неделю, когда Всеволод, ее друг, привозил товар в арендуемый им отдел магазина, они грузили картон в его «газельку» и отвозили в приемный пункт вторсырья. Алла говорила - сыну Гошке на игрушки.

Гоше было два года, он жил с ее мамой в пригородном поселке, а Алла жила на два дома. В рабочие дни ночевала у Всеволода, на выходные он отвозил ее к матери и сыну. Всеволод уважал старания Аллы подработать даже по мелочи всюду где возможно. Хотя на игрушки и прочее может у него брать, но не берет. Предпочитает всю эту грошовую возню, благо хозяйка ее отдела терпит это, потому что все равно у Аллы выручка больше, чем у ее сменщицы, - разбиралась в книжках, умела подобрать литературу по вкусу покупателя. Но пора бы ей не стоять за прилавком, а привыкать заниматься его бухгалтерией - уже понятно, что это у нее получается, не зря он оплачивал обучение девушки на курсах. А осенью пусть дальше учиться идет. У Всеволода было несколько торговых точек, и желательно, чтобы денежными делами занимался не чужой человек. Вот где загвоздка - останется ли, а точнее, станет ли наконец Алла по-настоящему не чужим ему человеком?

Всеволод увидел ее впервые почти год назад. Девушка торговала газетами-журналами с лотка в тамбуре между дверями продуктового магазина в том поселке, где они с матерью жили. Была зима, она сидела в огромных валенках и шмыгала покрасневшим носом. Спросил знакомую, работавшую в этом магазине: что за красотка такая замерзшая? Знакомая рассказала про нее что знала.

Отцом Аллочки был заезжий грузин - в него и лицом пошла. Мать поднимала ее одна. С трудом, но обеспечила дочке «продвинутый» образовательный комплект - хорошую школу, занятия музыкой, танцами. Все вроде впрок пошло, да только приключилась с ней на первом курсе института великая любовь. Герой ее романа в чувства досыта наигрался да и пошел своей дорогой. Так же как отец когда-то. А для Аллы раз любовь кончилась, то и жизнь кончилась. И вскрыла она себе вены. Спасти-то спасли, но осталась как неживая, до сих пор почти не улыбается, разве что из вежливости. Мать тогда чуть с ума не сошла, а тут еще выяснилось, что ребенок будет. Квартиру в городе обменяли с доплатой на плохонькую в поселке - деньги понадобились позарез. Впрочем, как раз ребенок-то и заставил Аллу прийти в себя, заняться житейскими делами, зарабатывать на хлеб в конце концов.

Еще знакомая посоветовала Всеволоду не засматриваться на эту «царевну Несмеяну порченую». Разве мало девчонок не столь мудреных, да и без детей? Но Всеволод засматривался, проводил все больше времени рядом с газетным лотком. А Алла... Она была с ним вежлива - как со всеми. По его рекомендации ей предложили работу в этом большом магазине. Тут комфортнее, да и заработок больше. Но как добираться из города после работы домой? И тогда он предложил жить у него. Алла подумала и согласилась. Приняла предложение столь невозмутимо, как будто не понимала, что ей не только ночлег предлагают. Всеволод даже разозлился. Впрочем, все она хорошо понимала, просто отнеслась к ситуации так, как к остальным делам, - рассудительно и без особых эмоций. Вот именно - без эмоций. Всеволод надеялся, что девушка оттает в конце-то концов, ну не вся же способность любить и радоваться вытекла тогда из ее вен вместе с кровью...

Вообще-то жить с Аллой оказалось удобно. Она старалась не нарушать его привычек, готовить так, чтобы ему нравилось, все больше помогала в делах. Во всем - и ночью тоже - была добросовестно старательной, но даже не пыталась изображать теплоту сердечную. Когда Всеволод заезжал за ней к матери и видел ее нежность в обращении с сыном, думал: неужели только для ребенка и осталось у нее сердце живым? Тоскливо делалось...

В тот день ему надо было заехать в банк, получить деньги. Алла не стала дожидаться его в машине, побежала в аптеку по соседству. Вход в отделение банка, предназначенное для предпринимателей, почему-то был расположен не с улицы, а во дворе, рядом с жилым подъездом. Во дворе на него и напали те двое. От неожиданного удара по голове он на минуту потерял сознание. Очнулся - лежит на снегу, парень возится с молнией его куртки, добираясь до денег во внутреннем кармане. Всеволод попытался вырваться, получил ногой в лицо и тут же услышал женский вопль:

- А-а-а!!! - Алла налетела сзади, и как героиня японского аниме роскошным ударом врезала тому, кто держал его, под коленку острым каблуком сапожка.

Бандит взвыл и заматерился, другой ударом отбросил Аллу в сторону, но налетчики на секунду отвлеклись, и Всеволод вырваться все же сумел. Поняв, что блиц-криг не удался, они предпочли исчезнуть - слишком много шума получилось.

Отбились...

Алла сидела в снегу, глаза перепуганные - по плошке. Он поднял ее, отряхнул снег. Заканючила, что нога подвернулась, больно. Но, хоть и прихрамывая, идти могла, только каблук был окончательно сломан. Потом они сидели в машине: разбитое лицо у Всеволода кровоточило, голова кружилась, и вести машину пока было нельзя. Алла обняла его, разрыдалась. Первый раз он видел ее плачущей. И тут услышал, не поверил даже:

- Сева, Севочка, любимый, бедненький мой...

Дождался все-таки. Выходит, они прорвались... Прорвались!

 

Вера МИРОНОВА

news_right_column_240_400