– Оставь ее, – сказала мне жена. – Ей надо готовиться к зачету. У тебя-то всего обязанностей – пылесосить да выносить мусор. Так что, будь добр, исполняй.
Лучше бы я пошел в отказ. И не нашел бы тогда той злосчастной записки. Но я ее нашел. Записка лежала аккурат под шубкой жены. И имела следующее содержание: «Люблю тебя. Если ты меня тоже любишь, позвони по номеру…»
Дальше шли одиннадцать цифр, которые запрыгали у меня в глазах с явной издевкой, и подпись: «Алексей».
Ну вот. Пришла беда, откуда не ждали. Впрочем, почему не ждали? От моей супруги можно ожидать всего. Вот, к примеру, когда мы учились с ней на третьем курсе и только начали встречаться, она какое-то время выбирала между мной и Аркашей. Вроде бы, раз ты встречаешься с одним парнем, то нечего заглядываться на другого, верно ведь?
Я прокрадываюсь на кухню и смотрю на жену. Ишь, суетится, готовит что-то. Наверное, хочет быстрее освободиться, чтобы потом украдкой позвонить этому Алексею. А если она позвонит? Что это будет значить? Да то, что и она его любит. Ведь в записке ясно сказано: «Если ты меня тоже любишь, позвони…»
А вдруг она уже звонила ему?
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не подойти сейчас к ней и не сунуть ей эту записку прямо под нос. Ну, мол, что скажешь, мерзавка? И давно у вас эта любовь?
Нет, это будет неправильно. Сразу выкладывать все карты. Надо подождать и проследить за развитием событий. Ведь чем отличаются женщины от мужчин? Они терпеливее. И могут умалчивать. Поэтому женщины всегда выигрывают. Во всем. Именно этим самым умением промолчать когда надо. А ведь по сути, умалчивание есть разновидность лжи. Только не явная. Мужик же существо такое, что ему хочется сразу все выложить. Поэтому он всегда в проигрыше…
Зажав записку в вспотевшей ладони, выхожу из кухни. Ловлю себя на мысли, что хочется орать во все горло блатные песни, грязно танцевать и дать кому-нибудь в морду. Или получить самому. Понимаю, что это отчаяние, но не тусклое, когда опускаются руки и не хочется ничего делать, а такое, знаете ли, веселое, когда уже точно нечего терять...
Спокойно, Паша, спокойно. Возьми себя в руки…
Обед. За столом – а все приготовлено, как обычно, очень вкусно – я как бы невзначай (не утерпел все же) задаю ей вопрос:
– Ты Алексею-то звонила?
Она испытующе смотрит на меня и медленно отвечает:
– Какому Алексею?
Вот ведь выдержка, а? Ни одна жилка на лице не дрогнула. Могут они, конечно, могут…
Прожевав, я выдерживаю паузу и добавляю:
– Тебе лучше знать, какому Алексею.
После этих слов я делаю невинное лицо. Будто не знаю, какому Алексею она должна позвонить. Будто я до того прост, что она может вертеть мной как захочет и дергать за ниточки, как тряпичную куклу...
– Так ты звонила ему?
– Кому «ему»? – она непонимающе смотрит на меня. Как будто и правда не знает, кто такой Алексей.
– Ладно, проехали…
Я доедаю котлету с картошкой и ухожу курить на балкон. Внутри меня все дрожит, словно я состою из холодца, который вдруг ни с того ни с сего начали трясти…
Интересно, как долго это у них длится? Год, два? Или они только-только познакомились? То есть недавно. Но этот Алексей уже успел признаться ей в любви. А она – еще нет. И звонок, который он ждет, будет равнозначен ее признанию.
А может, она и не любит его и никогда не позвонит?
Не-ет, позвонит. Они такие – женщины… Любят, когда их любят. А еще любят подчинять, чтобы потом, когда вы заглотите наживку так, что уже не сорваться, дать понять, что, возможно, она снимет вас с крючка, а возможно, и нет. И вам трепыхаться на нем до скончания века. В смысле мужчинам…
Меня начинает охватывать паника.
Черт! Променяла меня на какого-то там Алексея. Меня? Меня?! Такого умного, интеллигентного, тактичного и вообще… такого достойного? Подобно которому ныне не сыскать и днем с огнем?!
Ну не дура ли?
Сам не замечаю, как начинаю по-старомодному приплясывать, разухабисто подпевая себе:
Патом я, бедняжка, в бальницу
пашла-а,
Миня доктора асматрели-и,
Но все-таки с голоду я
памерла-а,
Сканчалась на прошлой
неделе-е…
На меня смотрят. Жена и дочь. У дочери заплаканные глаза.
– Что с тобой? – спрашивает моя дражайшая.
– А ничего! – с вызовом отвечаю я, продолжая выделывать коленца.
– Ну-ну…
Дочь уходит.
Отчего у нее заплаканные глаза?
Я перестаю выплясывать и иду вслед за ней в ее комнату. Вот кто мой настоящий друг, который никогда не предаст. Единственный человечек, которому я дорог…
– Что с тобой? – как до того спрашивала меня моя жена, спрашиваю я дочь.
– Ничего, – следует резкий ответ.
– Но я же вижу, – настаиваю я.
У нас всегда с Машкой были доверительные отношения. Мы были как друзья. Вернее, не как, а именно. Сейчас что-то изменилось?
– Он подумает, что я не люблю его.
– Кто? – не врубаюсь я сразу.
– Мой парень.
– А у тебя есть парень?
– Ну, пап, ты совсем как маленький. Конечно есть. Что, у меня не может быть парня?
– Может, конечно может, – отвечаю я. – Просто ты о нем никогда мне не говорила.
– А ты не спрашивал…
И это правда. Чертова работа так изматывает, что просто не остается сил. Ни на что, даже на любимую дочь.
– А он кто? – спрашиваю я после недолгого молчания.
– Парень, – отвечает Машка.
– Я понимаю, что парень… Но он… хороший?
– Хороший, – она просовывается головой мне под мышку. Так она делала еще с самого малолетства. Это означает… Ну, в общем, ясно, что это означает.
– Понимаешь, – продолжает она, – он поменял номер телефона и просил меня ему позвонить. Если я, конечно, люблю его…
Холодок пробегает у меня по спине, а на руках волосы встают торчком. А я-то, чудак, только на другую букву, подумал, что…
– Он написал свой новый номер на бумажке и дал мне. А я ее потеряла. И если ему не позвоню, то это будет означать, что я его не люблю. А я его люблю, понимаешь?
Входит жена. Она смотрит на нас и ничего не говорит. Но в глазах застыл вопрос: «Та-ак, что здесь происходит? Что за тайны Мадридского двора?»
– Твоего парня зовут Алексей? – спрашиваю я Машку.
– Да, – удивленно отвечает она.
– На, – я отдаю ей скомканную записку. – И больше не теряй своих вещей. Растеряха.
Машкин визг я воспринимаю как «спасибо». И ловлю себя на том, что рот мой растянут до ушей.
Я смотрю на жену и дочь.
Елы-палы, какие же они у меня красавицы.
А я… Я хоть и чудак на другую букву, зато самый счастливый из людей.
В смысле мужчин.