- И она грит, запомни, грит, день этот памятный. И сама, не вру, ей-богу, купила мне бутылку эту.
Серега с хлопком сдернул пластиковую пробку и приложился к горлышку. По тамбуру электрички поплыл запах дешевого портвейна. Вставной челюстью лязгнула неисправная стальная дверь.
Долговязый малый с ликом раскаявшегося душегуба сначала не верил. А когда поверил, осудил, да тяжко так:
- Как же можно мать-то родную? Иль совсем мозги пропил?
- Во-во, - поддакнул Серега. - И она мне так же грит, запомни, грит, день этот памятный. И сама бутылку-то... Будешь ли?
- Стало быть, в богадельню старушку определяешь? - весело сказал третий попутчик, крепенький старичок с корзиной, постоянно вытиравший лысину платком. - Ай, молодца! Во жисть пошла!
- Так что ж, - разводил руками Серега. - Какая из меня матушке подмога-утешение на старости лет? Вот и порешили мы с ней. По согласию сторон, взаимно... И отчего это бывает, что так весело бывает?
Серега даже что-то такое выпляснул. Лихое, как ему казалось. На самом же деле его тщедушное тельце в обтерханном пиджачке лишь жалко передернулось.
- Дела, - сплюнул долговязый малый и затоптал окурок. - Да ты, поди, врешь, - на всякий случай еще раз усомнился он.
- А ты глянь, глянь на матушку на мою, - не обиделся Серега. - Вон в платочке сидит, вон в синеньком.
Малый еще больше посуровел.
- Стало быть, мать - в дом престарелых, на людей чужих. А сам?
- А сам квартиру пропьеть! - радостно подхватил старичок. - Ай, молодца!
- А и пропью, - куражливо повел плечами Серега. - Чем кому доставаться, лучше пропить. Все одно обманут. Знаем!
Тут он вдруг пригорюнился:
- И отчего это бывает, что вдруг грустно так бывает?
Подумав, продолжал:
- На работу устроюсь, вот чего, - нерешительно проговорил он. - А там и заберу матушку. Выпей со мной, дедок, а?
В окна электрички били жирные, как черви, струи дождя.
- Отпил уж я свое, милок. Э-эх, да так ли отпил! - прочувствованно крякнул старичок. - Да только от таких вот напитков одна срамота в организме. Чистое дело срамота, - смачно повторил он.
Серега опять приложился к бутылке. Веселей стало, да только ненадолго. Потому что пошли контролеры и стали требовать билеты. А билета у Сереги не было.
- Ну какой у него может быть билет? - вмешался старичок. - Он мать в дом престарелых везет. Не может у него быть билета.
А день памятный продолжался. И пока на остановке автобусной сидели в ожидании под грохот ливня по железной крыше, Серега жалобно так попросил:
- Пивка бы, ма...
- Сейчас, дитятко, сейчас, родненький.
Да так под дождем и сходила к палатке, принесла пару бутылочек. Жалко Сереге ее было - промокла вся. Но в автобусе ему ехалось от пива радостно.
Затем долго пришлось брести вдоль какого-то длинного бетонного забора. Забор все не кончался, за шиворот противно текло, а матушка все приговаривала:
- Уж потерпи, сыночка, потерпи. Скоро уже, скоро.
И Серега плелся, машинально переставляя ноги, и тупо размышлял: отчего это бывает, что приходится всю жизнь терпеть?
В проходной плюхнулись на скамеечку, отдышались. Появился мужчина в белом халате, доктор, должно быть, решил Серега. Это хорошо, уход будет за матушкой.
Развернула старая тряпочку, подала документы-справочки.
- Ну и ладно, - сказал доктор. - Ничего. Все уладится. Прощайтесь, да пойдем.
Мать встала, перекрестила Серегу и сухими губами поцеловала в щеку. Серега прослезился.
- Запомню, - вымолвил отяжелевшим языком, - запомню день этот памятный.
И тут взяли Серегу под белы руки, да крепко взяли, и повели, чуть не понесли. Он не сразу сообразил, а когда сообразил, не стал рваться, а только оглянулся, словно ища защиты.
- Ступай с богом, - проговорила негромко матушка. - Ступай. Да лечись хорошенько, слушайся.
И вспомнилось вдруг Сереге, как мать провожала его в школу, в первый класс. День тогда стоял солнечный, памятный...
Александр ЯКОВЛЕВ
