В этот день вдруг как-то отчаянно, без единого облачка, заголубело небо, внезапное апрельское солнце окончательно сожрало остатки снега, и окрестности Казани предстали в своем неприглядном обличии. Даже с высоты птичьего полета было видно, что дороги покрывает толстый слой жирной глинистой грязи. Двухосный молоковоз истово перемалывал тонны бокситов, но продолжал с упорством навозного жука двигаться по направлению к деревне.
На слегка подсохшем пригорке играли в "тотализатор" все поголовно в резиновых сапогах пацаны.
- Сейчас сядет.
- А вот те фиг - не сядет. Спорим на две тетрадки в клетку - не сядет!
Тетрадки в клетку в деревенском сельпо были жутким дефицитом, и спорщик, видимо, был неисправимым оптимистом.
Молоковоз с большими потерями победил последнюю лужу и, разбрасывая вонючий от 72-го бензина дым, пополз в гору. Наконец он остановился у крайнего дома. Из кабины, разминая затекшие ноги, выпрыгнул худощавый, большерукий и лобастый молодой человек с новым кожаным портфелем под мышкой.
С подножки свесился чубастый шофер:
- Эй, короеды, председатель где?
Кто-то из пацанов, сверкая новыми сапогами, рванул по деревне.
- Лев Васильич, давай в дом пока, чайку с дороги, - предложил шофер.
Мишка Коротаев, мужик лет пятидесяти пяти, сидел за столом и шумно обедал, когда открылась низенькая клеенчатая дверь и в горницу вошли шофер и молодой человек по имени Лев Васильич.
- Мишка, привет, - ухмыльнулся шофер, - вот, гостя привез из Казани...
- Из Казани? - по-хозяйски набычился Мишка, буравя гостя прозрачными глазами, - студент что ли?
Шофер аж привстал на цыпочки от такой наглости, но молодой Лев Васильич неожиданно низким, солидным голосом подтвердил:
- Студент, студент.
- Ага! - удовлетворенно зарычал Мишка, - то-то я смотрю - худой какой. В городе разве жизнь? Макароны одни! И котлеты из хлеба. Я там был, знаю...
В Казани Мишка был два раза, причем первый раз еще до войны. Как раз до войны ему крепко наподдали «по жабрам» в парке культуры и отдыха из-за девчонок, а во второй, послевоенный, визит он до заикания напугался трамвая. В знакомом же с детства доме хозяин чувствовал себя так уверенно, что готов был дать бой всем городским сразу.
- Садись за стол, городской. У нас так: раз я ем - то и ты ешь. Эй, мать! - грозно рявкнул он, - давай что есть на стол.
«Мать» - костистая рослая Мишкина хозяйка, которая его частенько поколачивала за пьянку, перед лицом городского студента заворковала по-голубиному:
- Ох и грозный ты, отец, прям вся боюсь...
При этом ее ловкие руки выметнули на дощатый стол огромный чугун с крепко проваренным, сдобренным чесноком мясом и толстый, как подушка, морковный пирог.
- Давай, студент, наваливайся! Небось на практику к нам? Это правильно - в городе какая практика. Сто грамм будешь?
Шофер опять хотел встрять, но Лев Васильич поднял голову и кивнул. Мишка вытащил из-под стола литровую бутыль фиолетовой от марганцовки сивухи и щедро налил стаканы до краев - и себе, и студенту.
- Пей до дна! У нас так - оставлять не полагается!
Студент пожал плечами и с небольшой заминкой выпил весь самогон.
- Вот - наш человек! - ударил кулаком по столу Мишка, - а слабо еще?
- Неудобно, - спокойно ответил студент, - все-таки добро...
- Да какое добро-то, - рассердился Мишка, - этого добра у меня целый подпол! Думаешь, сахар за деньги покупаем? Хрена там! А сахарная свекла на что - пол-поля прошлый год не убрали...
Шофер за спиной студента делал Мишке какие-то знаки, страшно морщил лицо, но хозяина понесло и вверх, и вширь. К тому же "мать" не хваталась за старую специально для пьяного мужа приготовленную картофельную толкушку.
- Ты мясца, мясца бери побольше, худоба казанская, чай не свое мясо-то! И не жмурься - у нас что тут мясо? Надо мне мяса - пошел на ферму, завалил барашка какого ни есть, кто у нас их тут считает? А и считает - кто что Мишке может сказать, а мать? Никто не может, - важно воткнул в стол толстый корявый палец Мишка. "Мать" промолчала.
Студент умял здоровенный кус мяса и вгрызся в пирог.
- Вот-вот, - благодушно сощурился Мишка, - а ты: город, город... Разве в городе практика?
За чаем вели другие, совсем деревенские, разговоры: как там дела на МТС, а что дела - дрянь дела, все пьют, и о том, что председатель, мужик, конечно, душевный, фронтовик к тому же, но если что и в ухо может поднести, а он в кости крепкий.
- Эй, мать, медку-то дай, дай медку-то студенту! Да ты ешь, студент, ешь, не жмурься, что мед - ерунда этот мед. Надо мне было меда, иду тут однажды на охоту - а у меня карабинчик-таки есть, "Три кольца", австрийский, с войны привез, без паспорта конечно, ну вот - иду я мимо пасеки, ну и пальнул вверх пару раз. А дед-то пасечник полные штаны и наложил. Сам мне этот мед и приволок, только, грит, не убивай меня, Михсаныч, а то ты в гневе просто ужас...
Студент выпил чай и съел мед, поблагодарил и зашарил взглядом по избе. Мишка все понял сразу:
- Сортир у меня в том углу двора, но ты, если что, прям с крыльца давай, мне тут кто что скажет, а мать?
Шофер в ужасе закрыл глаза и вышел за дверь.
- Благодарю, но я лучше прогуляюсь, - скромно заметил студент...
В этот момент дверь распахнулась, и в дом влетел, как будто именно им эту дверь и выбили, шофер, а за ним уверенно вошел председатель колхоза, действительно, крепкий мужик.
- Лев Васильич, что же вы, - он осторожно пожал руку студенту, - надо было сразу ко мне, а я-то забыл, на поля выехал...
Мишка, как кукла, хлопал глазами. Председатель грозно взглянул в его сторону и процедил:
- Ну, Михаил, если что... Следователь прокуратуры из Казани приехал по поручению райкома партии, а ты уж не мог проводить. Нужно ему твои байки слушать.
- К-как прокурор? Он же студент, на практику...
- Был студент... в прошлом году. А практику, Мишка, он на тебе пройдет, - быстро, чтобы не прогнали, протараторил шофер.
Студент-прокурор Лев Васильевич наморщил широкий нос и не выдержал, громко, раскатисто засмеялся. Но тут обедню заголосила "мать" Мишки:
- Ох, да не верьте ему, дурак он дураком. И мед у нас свой - вон под окном два улья стоят. И мяса он сроду не воровал - вчера поросенка прикололи. Да и ружья у него никакого нет - с войны привез, прости тя Господи, один звонок от велосипеда и ведь, морда бесстыжая, в красный угол положил, рядом с портретом товарища Ленина. Военный трофей, грит! А самогон-то, самогон - ползарплаты на сахар перевел...
- Ага, - ухмыльнулся председатель, - он тут про МТС-то байки плел? Ну-ну! А ведь все в порядке там, и сам он это знает - старший механик как-никак, золотые руки, но врун, врун...
Лев Васильевич отсмеялся и успокоил председателя - мол, и свинину от баранины отличает, и ульи под окном заметил, а что до самогона, то хоть и незаконно, но иногда, особенно в сырую погоду, в самый раз. И вообще, приехал он читать лекцию по вопросам колхозно-кооперативного права.
Из дома уходили под мерные звуки картофельной толкушки, которой разъяренная "мать" трамбовала убитого горем хозяина. У самого клуба председатель цепко взглянул на прокурора и сказал вполголоса:
- А интересная штука - человек. Ведь он, Мишка-то, как будто стыдится, что не сидел, все каким-то вором хочет выглядеть. Почему, а?
Сизый папиросный дым прятался под крышу. На дворе стоял 1956-й год.
Владимир СТЕПАНОВ
