— Зойка, опять ревела? — отчитывала Нина младшую сестру. — Реви не реви, от нас теперь ничего не зависит. Все, что могли сделать, мы уже сделали.
Заплаканная Зоя хлюпнула носом.
— Легко тебе говорить — у тебя-то детей нет, — заступилась за нее Тоня, средняя из сестер.
Нина с удивлением взглянула на Тоню: неужели та всерьез?
— Легко?! — воскликнула Нина. — Да как же ты можешь так говорить, Тоня? Легко… — снова повторила старшая сестра с горечью в голосе. — Это вы, дуры счастливые, ходили пузатые, рожали своих сыновей да дочек, грудью кормили, тетешкали. Вспомните, это вы — а не я! — растили свое сопливое потомство, коленки разбитые зеленкой им мазали, пирогами кормили… Это для вас Бог не пожалел такого счастья, а до меня очередь не дошла. Да что говорить…
И отвернулась. Ее худые острые плечи стали вздрагивать…
Зоя с Тоней переглянулись: что это с Ниной? Вроде не жаловалась никогда, что нет у нее детей, а тут…
— Нин, да ладно, не хотела тебя обидеть, — Тоня обняла сестру за плечи. — Я же завидовала тебе. Вот, думала, повезло сестре. Ты же вроде всегда такая довольная своей жизнью была: обеспеченная, веселая, нарядная. Платьев у тебя вон сколько всяких в шкафу висело.
— И спать тебе никто не мешал, не к кому было вскакивать по ночам, — вступила в разговор Зоя. — А еще мы с Тоней тебя промеж собой лягушкой-путешественницей звали. Куда пожелала, туда и подалась: ты чуть не всю страну объездила, не то что мы — дальше родного города никуда.
— Ага, — подхватила Тоня. — И от зарплаты до зарплаты ты никогда не жила. И ела всегда что хотела. В холодильнике-то вечно деликатесов полно было.
— Платья, поездки, деликатесы… — прозвучало словно эхо. — Завидовали они мне… Не понять вам, каково это — когда шифоньер от нарядов ломится, холодильник — от еды, деньги на книжке есть. Но нет и никогда не будет ни одного человечка, хоть хроменького, хоть рябенького, кто бы звал тебя мамой…
Тоня с Зоей снова переглянулись: обе подумали о той давней истории. Это еще до первого замужества старшей сестры было. Нина, в ту пору молодая, красивая, боевая, с парнем одним встречалась. Любовь была — ураган! Ну и забеременела. А парень-то возьми да и сбеги. Нина тогда жить не хотела. Да куда деваться — погодки Тонька с Зойкой дети совсем. Отца-то уже в то время не было в живых, а мать вся больная. Одна была у нее надежда — на старшую дочь, Нину. А тут позор такой. Вот и пришлось идти к местной знахарке, и та избавила от «позора». Как потом выяснилось, навсегда избавила — деток, как ни хотелось, уже больше не получилось у Нины ни с первым мужем, что в Великую Отечественную без вести пропал, ни со вторым, что от рака помер.
— Вот вы говорите «легко», — чуть успокоившись, уже миролюбиво произнесла Нина. — Да я ведь по молодости не особо переживала, что нет у меня детей, это правда. Жили с мужем для себя, как теперь многие делают, ни в чем себе не отказывали. Первый раз жаль стало, что ребятишек не нажили, когда мой Ванечка в войну пропал. Думала, был бы у меня от него сынок или дочка, не куковала бы одна. Ладно, Федора встретила, заглушил он мою тоску. Хоть и не любила его так, как Ивана, зато Федя готов был на руках меня носить. Да вы помните…
Сестры кивнули обе разом: помним… Федя внешне неказистым был, но оказался славным человеком: веселым, добрым, гостеприимным. Песни любил петь, на баяне играл. Он стал для сестер жены вместо старшего брата, которого у них никогда не было. Они даже полюбили его, как любили бы брата. Жалко, ушел рано — болезнь сожрала его в несколько месяцев, изменив до неузнаваемости, оставив прежними только черные кустистые брови.
— Но и с ним, вы-то знаете, не пожилось вдосталь, — продолжала Нина. — И снова я пожалела, что нет у меня детей. Особенно когда вы друг за дружкой замуж повыскакивали и детишки у вас пошли. Видела я, как вам несладко жилось: безденежье, мужья не дураки выпить, вы каждая в одном и том же платье, ни разу на курорт не ездили. А я завидовала. Как же вам завидовала! В ваших небогатых домах пахло счастьем, потому что в них были дети. И все чаще стала задумываться: отчего так? за что? Может, не убей я того единственного моего ребенка, и в моем доме было бы счастье… — не то спросила Нина, не то подтвердила и так вроде очевидное.
Тоня и Зоя молчали. Каждая вспоминала свою жизнь. Как рождались и росли дети, а с ними вместе заботы-проблемы, радости-переживания. Не было ни дня, когда бы они не думали о них, своих кровиночках, которые стали смыслом жизни, а потом и опорой. И всегда была рядом с ними Нина. Она переживала за своих племянников и племянниц. Помогала советом и не только. Никогда не забывала про их дни рождения. Была таким же родным и близким человеком, как мама и папа.
Вот и теперь, когда их, сестер, телесная жизнь уже завершилась, мыслями они по-прежнему о них — своих детях, внуках, правнуках. И все так же болит за них душа — единственное, что с ними навечно. Она болит, когда больно оставшимся там, на земле, родным людям. Но и радуется — их радостям, их счастью. Когда внуки встречают своих половинок, женятся, играют свадьбы. Когда у них рождаются детки, для них, сестер, уже правнуки. А еще радуется их душа, что о них есть и будет кому помнить и поминать.
— Ты, Зоя, не реви и не переживай. Поправится твой внук. Рано ему сюда. У него же твои гены, а ты у нас никогда не сдавалась, — подмигнула Нина младшей сестре. — А вообще, счастливые вы. И жизнь ваша — ну прямо как длинный-предлинный сериал, как «Санта-Барбара», помните? А судьба все новые и новые сюжеты для него пишет. И так до бесконечности. Ну, а я, может, и эпизодом в нем была, но зато каким! — рассмеялась Нина совсем как раньше: весело, молодо, заразительно. — За эпизодические роли «Оскар» тоже дают!
* * *
…«Удивительно, — подумал врач-реаниматолог, стоя у кровати пациента — молодого парня, попавшего в аварию. — Еще вчера я собирался сказать его родным, что надежда только на чудо, а сегодня есть положительная динамика. Причем явная. Кризис точно миновал».
— Ну, парень, — произнес доктор уже вслух, — у тебя, видно, ангел-хранитель мощный. Теперь будешь жить! А туда, наверх, не торопись.
Везунчику в этот момент виделось странное: все его бабушки — Зоя, Нина и Тоня — стояли вокруг его кровати, вспоминали свою жизнь и то плакали, то смеялись. Потом они неожиданно исчезли, словно растаяли в воздухе, а бабушка Зоя на прощание шепнула: «Живи, внучек, за себя и за всех нас. И помни: я всегда рядом!».
Альфия УМАРОВА