...49 листков бумаги, сложенных пополам в форме книги. Ровные строчки, почти каллиграфический почерк. Этот дневник, фрагменты из которого мы публикуем, любезно предоставила «КВ» внучка ветерана Якова Штыкова Альбина Иванова.
«Я – Яков Дмитриевич Штыков, 1910 года рождения, уроженец деревни Караваево Алексеевского района Казанской губернии (ныне ТАССР), призван в армию 26 июня 1941 года. 11 дней провели в усадских лагерях, где прошел небольшую военную подготовку, после чего наш стрелковый батальон отправили эшелоном к латвийской границе. В пути нас несколько раз бомбили, появились убитые и раненые. Командование решило добираться до места своим ходом. Разгрузились и три дня блуждали в поисках части, к которой были приписаны. Я попал в роту Устинова. Он приказал занять оборону и окапываться. Всю ночь мы копали окопы. Но потом какой-то высокий чин приказал снять оборону. Оказывается, немцы обошли нас с двух сторон, и мы теперь в окружении. Офицер дал команду пробираться к своим...
...Сначала мы шли лесом, затем пошло болото. Обессиленные, поставили винтовки и повалились на траву, многие задремали. И тут застрочил немецкий пулемет. Большинство солдат остались лежать на поляне. Немногие разбежались по лесу. Примкнув к одной из групп, я продолжал двигаться на восток. Шли только ночью. Но через два дня снова угодили в засаду. Немцы избили нас до полусмерти прикладами и отправили в лагерь для военнопленных. Сперва мы находились в небольшом городке с чудным названием Апочка. Лагерь №312, где содержались тысячи таких же бедолаг, располагался в чистом поле и был обнесен колючей проволокой. Здесь нас держали до поздней осени 1941 года. Многие погибли от ран, голода и холода. Каждое утро покойников увозили на повозке...
...В конце 41-го нас перевели в Stalag №418 - так немцы называли рабочие лагеря для военнопленных. Выдали ветхое обмундирование и деревянные колодки на ноги. На одежде написали желтой краской две буквы SU. На шею каждому повесили металлические номера. У меня был номер 1911. Жили в бараках. На работу гоняли за 2 - 3 километра. Грузили вагонетки землей, которой закапывали глубокий овраг, где должна была пройти железнодорожная ветка. Зима выдалась очень морозной. Полуодетые люди замерзали. Ослабевших расстреливали и сбрасывали в тот же овраг.
Среди нас было много обмороженных, но на работу они ходили. Не выйдешь – изобьют, лишат пищи, а то и пристрелят. В лагере царили болезни, кишели вши. Кто-то через переводчика имел неосторожность заикнуться про баню. И нам ее устроили, выведя всех на мороз голыми и поливая ледяной водой из шланга. После «бани» мы недосчитались 17 человек. Среди погибших был и мой земляк Иван Софьин, живший до войны на станции Юдино...
...У немцев было множество способов унижения и уничтожения людей. Например, комендант со своими подручными любил устраивать ночные поверки в бараках. Тех, кто не успевал на построение, клали на скамью и пороли плетью-многохвосткой, на каждом ремешке которой были огромные узлы. После 30 ударов люди теряли сознание, после 50 – умирали. Один паренек из Перми решился на побег, но застрял в проволочном заграждении. Часовые забили его насмерть, а потом подвесили за ноги.
Через несколько месяцев нас перевели в другую команду – на заготовку камня. Работали в карьере, норма – 12 вагонеток на человека. Камень добывали взрывчаткой, но куски приходилось разбивать молотком. Двоим удалось уйти из лагеря через решетку, которую для них разломали товарищи. После этого немцы всех нас зверски избили и усилили охрану...
...У многих сдавали нервы. Для тех, кто ослаб духом, я писал стихи о Родине и армии, которая нас рано или поздно освободит. Писал на обрывках бумаги, подобранной возле уборной. Вскоре получилась небольшая книжечка. 1 Мая мои творения, которые заканчивались поздравлением с Первомаем и призывом к скорой Победе над врагом, читали вслух. Раздались аплодисменты, кто-то крикнул: «Ура!» Немцы, услышав шум, ворвались в барак и стали спрашивать, кто тут занимается политикой? Переводчик сделал вид, что не понял вопроса. А сам дал мне знак уничтожить «книжку». Мне удалось бросить ее в печку. Я продолжал писать, сумев сохранить один черновик до освобождения...
...По мере того как наступала Красная армия, наш лагерь менял дислокацию. Мы работали в Прибалтике, Восточной Пруссии. Весной 1945 года нас погнали в Альпы. По пути во время авианалета советской авиации группе военнопленных, среди которых был и я, удалось бежать. Через несколько дней мы вышли в расположение советских частей, которые уже добивали немцев в Берлине...
...После проверки в особом отделе меня зачислили в запасной полк, где я прослужил еще полгода. На родину вернулся в октябре 1945 года. Родные, считавшие меня погибшим, были на седьмом небе от радости. Меня назначили бригадиром, а затем зампредседателя колхоза, наградили орденом Ленина. Я рад, что Родина поверила мне. Хотя иногда чувствовал и косые взгляды, и недоверие руководителей: был в плену, значит, ненадежен! Только все чаще стало сжимать болью сердце... Проклятая война и плен разрушили мое здоровье...»
P.S. Автор этого дневника Яков Штыков умер в конце семидесятых годов прошлого века.
